Я остановил машину, вышел и заговорил с хозяйкой. Девицы изофицерского дома уехали рано утром, сказала она. Куда они направляются? ВКонельяно, сказала она. Грузовик тронулся. Девица с толстыми губами сновапоказала нам язык. Хозяйка помахала рукой. Две девицы продолжали плакать. Другиес любопытством оглядывали город. Я снова сел в машину.

— Вот бы нам ехать вместе с ними, — сказал Бонелло. —Веселая была бы поездка.

— Поездка и так будет веселая, — сказал я.

— Поездка будет собачья.

— Я это и подразумевал, — сказал я. Мы выехали на аллею,которая вела к нашей вилле.

— Хотел бы я быть там, когда эти пышечки расположатся наместе и примутся за дело.

— Вы думаете, они так сразу и примутся?

— Еще бы! Кто же во второй армии не знает этой хозяйки?

Мы были уже перед виллой.

— Ее называют мать игуменья, — сказал Бонелло. — Девицыновые, но ее-то знает каждый. Их, должно быть, привезли только что передотступлением.

— Теперь потрудятся.

— Вот и я говорю, что потрудятся. Хотел бы я позабавиться сними на даровщинку. Все-таки дерут они там, в домах. Государство обжуливаетнас.

— Отведите машину, пусть механик ее осмотрит, — сказал я. —Смените масло и проверьте дифференциал. Заправьтесь, а потом можете немногопоспать.

— Слушаюсь.

Вилла была пуста. Ринальди уехал с госпиталем. Майор увез вштабной машине медицинский персонал.

На окне оставлена была для меня записка с указаниемпогрузить на машины оборудование, сложенное в вестибюле, и следовать вПорденоне. Механики уже уехали. Я вернулся в гараж. Остальные две машиныпришли, пока я ходил на виллу, и шоферы стояли во дворе. Опять стал накрапыватьдождь.

— Я до того спать хочу, что три раза заснул по дороге отПлавы, — сказал Пиани. — Что будем делать, tenente?

— Сменим масло, смажем, заправимся, подъедем к главномувходу и погрузим добро, которое нам оставили.

— И сразу в путь?

— Нет, часа три поспим.

— Черт, поспать — это хорошо, — сказал Бонелло. — А то бы яза рулем заснул.

— Как ваша машина, Аймо? — спросил я.

— В порядке.

— Дайте мне кожан, я помогу вам.

— Не нужно, tenente, — сказал Аймо. — Тут дела немного. Выидите укладывать свои вещи.

— Мои вещи все уложены, — сказал я. — Я пойду вытащу весьэтот хлам, что они нам оставили. Подавайте машины, как только управитесь.

Они подали машины к главному входу виллы, и мы нагрузили ихгоспитальным имуществом, которое было сложено в вестибюле. Скоро все былоготово, и автомобили выстроились под дождем вдоль обсаженной деревьями аллеи.Мы вошли в дом.

— Разведите огонь в кухне и обсушитесь, — сказал я.

— Наплевать, буду мокрый, — сказал Пиани. — Я спать хочу.

— Я лягу на кровати майора, — сказал Бонелло. — Лягу там,где старикашке сны снились.

— Мне все равно, где ни спать, — сказал Пиани.

— Вот тут есть две кровати. — Я отворил дверь.

— Я никогда не был в этой комнате, — сказал Бонелло.

— Это была комната старой жабы, — сказал Пиани.

— Ложитесь тут оба, — сказал я. — Я разбужу вас.

— Если вы проспите, tenente, нас австрийцы разбудят, —сказал Бонелло.

— Не просплю, — сказал я. — Где Аймо?

— Пошел на кухню.

— Ложитесь спать, — сказал я.

— Я лягу, — сказал Пиани. — Я весь день спал сидя. У меняпрямо лоб на глаза наезжает.

— Снимай сапоги, — сказал Бонелло. — Это жабина кровать.

— Плевать мне на жабу!

Пиани улегся на кровати, вытянув ноги в грязных сапогах,подложив руку под голову. Я пошел на кухню. Аймо развел в плите огонь ипоставил котелок с водой.

— Надо приготовить немножко спагетти, — сказал он. —Захочется есть, когда проснемся.

— А вы спать не хотите, Бартоломео?

— Не очень. Как вода вскипит, я пойду. Огонь сам погаснет.

— Вы лучше поспите, — сказал я. — Поесть можно сыру иконсервов.

— Так будет лучше, — сказал он. — Тарелка горячего подкрепитэтих двух анархистов. А вы ложитесь спать.

— В комнате майора есть постель.

— Вот вы там и ложитесь.

— Нет, я пойду в свою старую комнату. Хотите выпить,Бартоломео?

— Когда будем выезжать, tenente. Сейчас это мне ни к чему.

— Если через три часа вы проснетесь, а я еще буду спать,разбудите меня, хорошо?

— У меня часов нет.

— В комнате майора есть стенные часы.

— Ладно.

Я прошел через столовую и вестибюль и по мраморной лестницеподнялся в комнату, где жили мы с Ринальди. Шел дождь. Я подошел к окну ивыглянул. В надвигавшейся темноте я различил три машины, стоявшие одна задругой под деревьями. С деревьев стекала вода. Было холодно, и капли повисалина ветках. Я лег на постель Ринальди и не стал бороться со сном.

Прежде чем выехать, мы поели на кухне. Аймо приготовилспагетти с луком и накрошил в миску мясных консервов. Мы уселись за стол ивыпили две бутылки вина из запасов, оставленных в погребе виллы. Было ужесовсем темно, и дождь все еще шел. Пиани сидел за столом совсем сонный.

— Мне отступление больше нравится, чем наступление, — сказалБонелло. — При отступлении мы пьем барбера.

— Это мы сейчас пьем. Завтра будем пить дождевую воду, —сказал Аймо.

— Завтра мы будем в Удине. Мы будем пить шампанское. Там всележебоки живут. Проснись, Пиани! Мы будем пить шампанское завтра в Удине.

— Я не сплю, — сказал Пиани. Он положил себе на тарелкуспагетти и мяса. — Томатного соуса не хватает, Барто.

— Нигде не нашел, — сказал Аймо.

— Мы будем пить шампанское в Удине, — сказал Бонелло. Оннаполнил свой стакан прозрачным красным барбера.

— Не пришлось бы нам наглотаться дерьма еще до Удине, —сказал Пиани.

— Вы сыты, tenente? — спросил Аймо.

— Вполне. Передайте мне бутылку, Бартоломео.