– А ради чего?

– Возможно, я хочу знать.

– Что-то другое, кроме моих глупых и дурных попыток удовлетворить тебя в постели, когда ты проявлял еле заметное любопытство ко мне?

– Кто твоя мать?

– Безрассудная, пылкая, погубившая себя женщина, которая заставляла стыдиться всякого, кто заботился о ней.

– А твой отец?

– Совсем непримечательный человек.

Она не собиралась обсуждать с ним своего отца, не желала открыть ему, что ее отец был графом Донкастером, что когда-то она жила как принцесса, но из-за безрассудства ее матери и минутной слабости отца осталась совсем одна в чуждом для нее мире. Нет, она ни за что не расскажет ему об этом, уж лучше смерть!

– Неужели ты появилась на свет в результате случайной связи?

– Только ты с твоим грязным воображением мог додуматься до этого.

– Что ты имеешь в виду?

– Мою мать выдали замуж очень юной за человека, которого она презирала. Она жаждала любви, которой не мог дать ей мой отец. Когда мне было восемь лет, она сбежала со своим возлюбленным, и больше я никогда не видела ее.

– Селина – незаконнорожденный ребенок?

– Моя мать никогда не рожала внебрачных детей, поэтому понапрасну не мучайся от внезапно охватившей тебя праведности.

– Твоя мать вышла замуж за любовника?

– После смерти моего отца. Тебя что-нибудь еще интересует? Какие-нибудь подробности из моей личной жизни, о которых тебе хотелось бы разузнать?

– Я передал Регине, что не собираюсь жениться на Мелани. Я посоветовал ей возвращаться домой.

Почти уверенная в том, что он лжет, Кейт пристально посмотрела ему в лицо. До этого она разговаривала с Региной, и та ни словом не обмолвилась об отъезде. Более того, Регина заявила, что они все обговорили и он намерен дать свое согласие.

Регина не была человеком, склонным к выдумкам или фантазиям. Если она говорила, что Маркус собирается жениться на Мелани, значит, так оно и было. Но почему он отрицает это? Может быть, он щадит ее чувства?

Понимал ли он хотя бы на один миг, на что будет похожа их жизнь, когда он станет мужем Мелани? Перед глазами Кейт возникла картина: вот они уже у себя в Донкастере наслаждаются воскресным обедом, Маркус сидит во главе стола – и Кейт стало дурно.

Если он так глубоко ее обидит, то она не простит ему. Никогда, до конца своей жизни.

– Почему ты сердишься на меня? – спросил Маркус. Кейт показалось, что он такой глупец, с каким ей не доводилось сталкиваться когда бы то ни было. Неужели он не понимал, что само его присутствие ранит ее похлеще удара ножом?

– А почему ты сердишься на меня? – ответила она встречным вопросом.

Он подошел к ней вплотную, обхватил руками ее голову и потянул назад. Кейт поморщилась от боли.

– Ты не пришла ко мне, как я просил.

– Уверена, что переживешь это.

– Никогда не говори мне «нет».

– Я никогда больше не буду заниматься этим с тобой! – крикнула она. – Неужели это не доходит до твоей тупой башки?

Кейт чувствовала себя глубоко несчастной и одинокой, ее душевные раны кровоточили. Ведь раньше она никого не любила, поэтому не знала, каким мучительным могло быть это чувство, насколько болезненным и иссушающим для души. Она смотрела на него с болью, как будто его близость задевала, оскорбляла ее.

– Я хочу вернуться домой. Хочу, чтобы моя жизнь вернулась в прежнюю колею.

– Я не разрешаю тебе этого. Еще рано.

Обмотав вокруг своих ладоней длинные пряди ее волос и притянув ее голову к себе, Маркус принялся целовать ее.

Кейт сначала хотела воспротивиться, но, как и в других подобных случаях, у нее не хватило сил. Застонав от волнения, она уступила, обвила его руками и прижалась к нему. Для нее он был словно дурман, сладкий яд, который отравлял ее тело желанием быть вместе с ним.

Маркус приподнял Кейт, закружил в воздухе и мягко опустил на кровать. Она могла бы попытаться вырваться, но какой в этом смысл? Она не в силах отказаться от него.

Кейт слышала, что некоторые животные преспокойно идут навстречу смерти, прыгают вниз со скалы или бросаются с обрыва в мутные воды реки, поскольку слепо доверяют вожаку, который ведет стадо к гибели. Теперь она очень хорошо понимала, что, должно быть, чувствуют эти бедные животные, когда надвигается катастрофа. Кейт не была испугана или встревожена, а просто шла следом за ним, куда бы он ни повел ее.

Маркус дернул за шнурки ее легкого платья, но они не поддавались, тогда он схватил за вырез и рванул, разорвав платье на две половины. Теперь Кейт лежала перед ним совсем обнаженная.

Ей было больно и страшно, но это была вовсе не горечь по поводу утраты дорогого ее сердцу наряда, который раньше принадлежал матери. Она стремительно катилась вниз и даже не представляла себе, что произойдет, когда окажется на самом дне.

– Нам нельзя разлучаться, – настаивал он. – Мы не должны находиться порознь.

– Но это меня убивает. Дольше выносить все это я не в силах.

– Я не позволяю тебе избегать меня. Осталось слишком мало времени.

– Ты чересчур многого от меня хочешь. Больше, чем у меня есть. Когда ты уйдешь, у меня ничего не останется.

– Да, я хочу всего! Отдайся мне целиком. Ничего не надо удерживать.

– Я люблю тебя, – стыдливо выдавила Кейт. – Неправда ли, это глупо звучит?

Ее слова ошеломили его, но в ответ он ничего не сказал. Впрочем, Кейт и не ожидала от него никаких признаний. Он был тем, кем был. Одинокий властный мужчина, который, она даже не понимала почему, обратил свое благосклонное внимание на нее.

Маркуса интересовало в женщинах только одно – плотское наслаждение. Он никогда не скрывал своих намерений, не рассуждал высокопарно о благородных, возвышенных целях, таящихся в интимной близости. Его целью было физическое удовлетворение, побыстрее и почаще, как только он в состоянии себе позволить. Любую надежду, которую она могла питать, он счел бы просто глупой.

Эти мимолетные короткие встречи – все, что она могла получить от него. Ощущение безысходности переполнило ее душу. Слезы потекли у нее по щекам.

Почему никто не любил ее? Почему он равнодушен к ней?

Маркус неприятно удивился ее слезливому настроению, слез он терпеть не мог, но Кейт не просила о помощи. Разве она приставала к нему когда-нибудь с просьбами? Он обязан одолеть ее грусть или уйти!

– Моя прекрасная Кейт, не стоит так огорчаться, – пробормотал он.

– Ненавижу тебя.

Но они оба хорошо знали, что это неправда. Как она могла ненавидеть его? Ведь он был лучом света в ее тусклом существовании.