«Уймись, — остановил он себя. — О каком искусстве идет речь? «Русалки» — обыкновенная поп-группа. Дом Борецкого — не концертный зал. Почему девушки должны выкладываться? Они стараются, как могут. Халтуры никто не заметил, кроме тебя. А ты промолчишь и сделаешь вид, что потрясен!»

— Нет, что вы… — Лея сделала отрицательный жест.

Вишняков спохватился: уж не высказал ли он вслух свое разочарование? Но слова «русалки» относились к гребню.

— Это подарок, — настаивал он. — Считайте, что сегодня я играю роль Деда Мороза. Возьмите гребень. Он изготовлен по заказу, специально для вас, Лея.

— Я не могу принять такую дорогую вещь.

Она смутилась, не зная, сколько на самом деле может стоит гребень. Есть эксклюзивная бижутерия.

— Гребень сделан из золота, — доверительно произнес волхв, понижая голос. — И камни настоящие. Я не дарю женщинам дешевых побрякушек.

Солистка «Русалок» вспыхнула, залилась краской — это было видно даже под слоем грима.

— Возьмите, прошу вас, — взмолился Вишняков. — Вы обидите меня отказом.

Она все еще колебалась, растерянно оглядываясь по сторонам. Теперь Бэла, Чара, Юна и Мио совсем возненавидят ее — для них-то подарков не приготовили.

Калганов не запрещал певицам принимать презенты от благодарных поклонников. А этот господин, пожалуй, поднимет скандал. Лучше его не провоцировать.

— Спасибо… — Лея взмахнула блестящими накладными ресницами. — Не нужно было тратиться…

Она с опаской прикоснулась к гребню, а волхв — к ее волосам. Теперь, после того, как она приняла драгоценность, он получил право дотронуться до нее.

— Почему ты убежала тогда? — спросил он. — Чем я тебя испугал?

— Испугали? Нет…

— Зачем же было скрываться?

Она не собиралась признаваться в минутной слабости, как настоящая женщина. Она все отрицала. Вишнякова такой поворот не удивил. Он ожидал чего-то подобного.

— Ладно, оставим это, — улыбнулся он. — Значит, мир?

— Разве мы ссорились?

— Конечно же нет. Я не ссорюсь с очаровательными русалками. Они могут проклясть неугодного мужчину и преследовать его своим колдовством.

Ватафин провозгласил продолжение обряда. Лея с радостью кинулась прочь от навязчивого волхва. Тот с сожалением вздохнул. Подарок все-таки удалось вручить, это уже кое-что. Хотя гребень получился — загляденье, у самой строптивой девицы душа дрогнет.

— Она еще оценит мое подношение, — пробормотал господин Вишняков, возвращаясь к столу. С его места было отлично видно все, что происходит на сцене.

«Небесные» слуги-грифоны вытащили откуда-то сковороды и начали в них стучать, запрыгали, выкрикивая глумливые прибаутки. Девушки запели колядки и под звон сковородок принялись «угощать Мороза». Лея выбрала на эту роль волхва — сам назвался. Тот нехотя подчинился, включился в игру. «Русалки» бросали через плечо фигурки животных из теста, яблоки, в заключение показали шуточную «продажу козы».

— Это не обряд, — какая-то пародия! Безвкусица! Балаган! — высказалась Коломбина. — Не понимаю, что ты находишь в кривлянии этих вульгарных девиц?

Арлекин молча пожал плечами. Ему нравилась рыженькая «русалка», но открыто ухаживать он не решался.

Гости утомились, потеряли интерес. Чего нельзя было сказать о Борецком. Казалось, они с Вишняковым тайно соперничали.

Девушки надели на соломенную бабу и Ярилу венки из еловых веток, увитые бумажными цветами, и под монотонный ритм бубнов произносили нараспев какие-то неразборчивые заклинания…

Буханье бубнов и девичьи голоса, а, возможно, сами древние магические слова подчиняли себе волю людей — Борецкий, презрев приличия, откровенно пожирал глазами Лею. Лицо Вишнякова под маской налилось кровью — об этом можно было судить по цвету его подбородка. Высокомерная ухмылка исчезла с губ Коломбины, Арлекин же словно уснул сидя, отрешенно уставившись в одну точку.

Астра проследила его взгляд — он уперся в фаллос Ярилы и застыл на нем. Брюс, к ее величайшему изумлению, смотрел туда же.

— Готов побиться об заклад, он движется! — прошептал граф на ушко графине. — Движется, черт побери!

Огромный орган, символизирующий мужскую силу, созидающую все сущее, вселенский источник оплодотворения, в самом деле медленно приподнимался и опускался в такт ударов в бубны.

«Фокус! Кто-то дергает за веревочку, — подумала Астра. — Ай да Борецкий! В чувстве юмора ему не откажешь. Или… в напитки для гостей правда подмешали галлюциногенное снадобье? Как во время настоящих языческих ритуалов…»

Это была последняя посетившая ее здравая мысль, потом все перемешалось: захотелось танцевать, притопывать и хлопать в ладоши, кружиться. Брюс подхватил ее за талию… Рядом отплясывали маски комедии дель арте, — Коломбина и Арлекин, — мелькая яркими лоскутными костюмами. Пару раз на глаза попался волхв — золоченый знак солнца на его груди нестерпимо сиял, как будто сам Ярила дохнул желтым пламенем. Тяжелый подол сковывал движения графини, ноги путались в складках атласной юбки, заплетались. Танцующих обступили русалки, их длинные волосы развевались, рукава-крылья взлетали, вздымая вихри снега… Белое конфетти густо сыпалось с черного потолка, только почему так холодно? Словно злая вьюга швыряет в лицо пригоршни ледяной крупы…

Астра с ужасом обнаружила себя в кромешной тьме, ноги проваливались в снег. Темные колонны, на которые она натыкалась, оказались деревьями. Между ними кто-то прятался, вел ее за собой, заманивал… Она не чувствовала своего тела…

— Я замерзаю… — то ли вымолвила, то ли подумала графиня.

Стволы расступились и пропустили ее на поляну, посреди которой росла огромная, в три обхвата, могучая ель. Ее колючие лапы тянулись к молодой женщине, норовя схватить. Что-то лунно белело в темноте, словно само ночное светило в облике прекрасной девушки спустилось с замерзших небес и прислонилось к стволу дерева. Астра напряженно всматривалась, но смутный образ расплывался, меняя очертания. Ей стало страшно.

Как она очутилась здесь, без теплой одежды, в бальных туфельках? Из сугроба выскочил маленький человечек, похожий на корявый сучок, протянул к ней ручки-отростки.

— Вот ты где! А я с ног сбился. Ищу, ищу!

— Я заблудилась…

— Держись, — пропищал он. — Цепляйся за меня.

И она, такая большая, в широченном платье, схватилась за его крошечную руку. Как ни странно, человечка не смущала разница в размерах. Он уверенно повел ее вперед, из мертвой морозной черноты к свету, к большому дому с горящими окнами.

— Тебя нельзя отпускать одну, — приговаривал он. — А то русалки заморочат, защекочут — они нынче сильно озорничают. От страха! Боятся водяные девы крылатого пса. Ужо он им не спустит!