Нас усадили в первом ряду, дали программки, пакетики сжареным арахисом, баночки с пепси-колой, и вообще, были очень вежливы.

— Лучше пусть выступят, — шепнул мне Холмс. —Страх-птичкам дано задание следить за ними до самого выступления. К чему лишниепроблемы?

Я согласился. Зачем проблемы, да и в цирке я давно не был.

Вначале выступала дрессировщица с собачками, потомфокусник... А потом, когда над ареной стали натягивать сетку для выступлениявоздушных гимнастов, вышел конферансье и объявил:

— Впервые! После триумфальных гастролей по Мадагаскару!Весь вечер на арене! Рыжий и Зеленый клоуны! Смолянин и Кубатай! Пра-а-ашу!

И на арену, неумело хохоча и улюлюкая, вынеслись ДЗР-овцы.Яркие цветастые трико эффектно облегали мускулистую фигуру генерала и деликатнодрапировали стройное тело переводчика. В руках Смолянина была крошечнаягармошка, у Кубатая — небольшая гитара. Лица их покрывал толстый слойразноцветной гуаши. Шевелюра Смолянина сияла, отросшая на голове Кубатаящетинка нежно зеленела. На середине зала друзья остановились и с ужасомогляделись по сторонам.

Зал затих, ожидая. Страх-птички, призванныепроконтролировать выступление, весело вились над ареной. Двое рабочих сценыторопливо вынесли вслед и поставили посреди зала большую плетеную корзину,накрытую клетчатым платком... ой, нет, Смоляниновской юбкой!

Первым овладел ситуацией генерал. Видимо, подготовкадиверсанта включала в себя многое. Он невесело улыбнулся и печально протянул:

— А вот и мы-ы-ы...

— А вот и вы, — жалобно согласился Смолянин,испуганно оглядывая переполненный зал.

— Мы к вам пришли, — продолжал генерал, берягитару поудобнее.

— И будем петь, — обреченно сказал переводчик,растягивая гармонику.

Я мельком глянул на Холмса с Ватсоном. Они с любопытствомнаблюдали за представлением.

— Если скучно жить на свете,

Если вас достали дети, — пробренчал Кубатай.

— Кто прогонит горький сплин?

Кубатай и Смолянин! — несколько самоуверено, номелодично пропел младший майор.

Что-то мне эта мелодия напомнила... А зал оживился,послышались редкие боязливые аплодисменты. Ободренные ДЗР-овцы запели громче, ина совсем другой мотив.

— Сидела птичка на лугу... — баритоном пропелКубатай.

— Подкралась к ней корова... — дискантом подтянулСмолянин.

— Ухватила за ногу.

Птичка, будь здорова!.. — хором протянули оба.

Что тут началось! Буря аплодисментов! Овации! Крики «браво!»Я даже не сразу понял в чем дело — а потом сообразил, что все подумали оСтрах-птицах. И мне стало не по себе. А ДЗР-овцы раздухарились.

— Ма-ма, ма-ма, что ж я буду делать?

Ма-ма, ма-ма, как я буду жить?

У ме-ня нет ни одной страх-птицы,

У ме-ня нет теплого пальта!

Зал ликовал. Аплодисменты смолкли лишь для того, чтобыуслышать новый куплет.

— Если слушаются плохо,

Не жалейте поп и спин!

Посмотри как порют лихо

Кубатай и Смолянин!

Часть детей повскакивала со своих мест, но осмелевшие отпримера ДЗР-овцев родители отвесили им подзатыльники и усадили обратно.Встревоженные страх-птицы закружили под куполом. Запахло озоном.

Видимо, сообразив, что выступление на грани срыва, Кубатайотбросил гитару, выхватил саблю... оглушительно свистнул.

И на арену выбежал наш Орлик. Но в каком виде! Выкрашенный всеребристо-серый цвет, с лампочкой, прикрученной к клюву! Сообразив, чтоиздевательства над ненавистными роботами продолжаются, публика взвыла отвосторга.

— Эт-то еще что за птичка? — риторически спросилКубатай. И, приплясывая, погнался за пингвином. Орлик для вида пробовалубегать, но Кубатай его догнал, запрыгнул на спину и загарцевал по арене, находу выкручивая лампочку из патрона.

— О-е-ей! — войдя во вкус, крикнул Смолянин.Бросился к корзине, сдернул с нее юбку... там белели сотни куриных яиц!

— Бейте яйца! — завопил Смолянин, кидаясь яйцами впингвина, и размахивая своим кильтом. — Время бить яйца! Время бить яйца!

Все встали. И принялись скандировать, слегка замахиваясьправой рукой:

— Время бить яйца! Время бить яйца!

Я понял, что присутствую при рождении Сопротивления.Наблюдаю его тайный опознавательный жест, вижу гордое клетчатое знамя и слышусмелый клич. Куда там испанцам, с их «Но пасаран!»

— Время бить яйца! Время бить яйца! — продолжаливопить люди. Лишь иногда отдельные, видимо, наиболее натерпевшиеся, уточнялитайный смысл:

— По-роть! По-роть!

Честно скажу, хоть мне и не нравилось то, что Стас с бедныммиром сотворил, но тут я задумался. Как-никак родной брат... а против негозреет переворот! Что делать? Пойти против правды или против брата?

И тут в ослепительном сиянии Кубатай, Смолянин и Орликисчезли со сцены. «Стас!» — сообразил я. «Следил, негодяй. Через зеркальцеволшебное или через наливное яблочко...»

А людей было уже не остановить! Люди кинулись на арену ипринялись топтать ни в чем неповинный продукт. Некоторые, выхватив из брюкремни, тут же укладывали своих детей поперек колена, спускали штаны ипринимались объяснять разницу между преступлением и наказанием.

Через мгновение и нас с англичанами охватило белое свечение;Стас магически выдергивал нас из цирка.

(Рассказывает доктор Ватсон)

В апартаменты юного тирана мы вернулись, так и не досмотревдо конца замечательное цирковое представление. Вместо табуретки посреди заластоял роскошный трон. Для нас были приготовлены шесть зеленых обитых бархатомкресел. Стас сидел на троне и вертел в руках маленькое блюдечко с наливнымяблочком на нем.

— Так, — мрачно произнес он, глядя на генерала.

— Стас, ты не прав, — отважно сказал Кубатай,размазывая по лицу гуашь. — Ты совершенно неправ!

— Я все хорошо сделал! — упрямо заявилСтас. — На земле теперь войн нет! И детей не обижают! Я еще литературепокровительствую и экспедицию на Венеру готовлю!

— Стас, во-первых, нельзя так самовольно счастьенавязывать.