Так все и началось. Попытались было войска подвести, нотолько танки и боевые вертолеты не заводились, а солдат страх-птички разрядамитока по всей Москве разогнали. Пока в США и других странах думали, что бы этовсе значило, страх-птички и туда долетели. Размножались они быстро, накинутсякучей на какой-нибудь несчастный бронетранспортер, разберут по винтикам и новыхптичек налепят. А подчинялись только Стасу и немножечко — другим детям. Помимоохраны моего брата и остальных детей, они еще и преступников разогнали. Стоилохотя бы рубль украсть, чтобы налетала стая и проводила экзекуцию на всю тысячу.Так что милиция уже неделю маялась бездельем.

Через неделю в мире ни одной армии не осталось, астрах-птичек стало так много, что даже самые упрямые генералы и грабителипоняли — лучше не лезть на рожон. Тем более, что когда пару птичек поймали иразмонтировали, оказалось, что внутри у них нет ничего, кроме шестеренок ибатареек «Крона». И как они летают, да еще током бьются — одному Стасу ведомо.(Я-то, конечно, понимал, что и ему это неведомо. Слаб он был в технике. Велел птичкамлетать, размножаться и военных разгонять, они и послушались. Магия!)

...Слава нам все это рассказал с удовольствием и взахлеб. Итолько потом удивился — вот что значит юный возраст.

— А вы ничего этого не знали?

— Не знали, — признался Кубатай и опасливопогладил мальчика по голове. — Мы это... гастролировали. В джунгляхМадагаскара. Были полностью отрезаны от цивилизации.

— На Мадагаскаре? — Слава просиял. — Ой, какздорово! А вы видели там марабу?

— Да, — с сомнением ответил Кубатай.

— У него действительно красная голова, темно-зеленаяспина и белый живот?

— Ну, ты довольно верно описал моро... Марабу.

— Как я вам завидую... — не по-детски тяжеловздохнул мальчик.

— Ох, нам же пора! — стремясь уйти от орнитологии,воскликнул Кубатай. — Мы обещали быть в цирке и сегодня же приступить квыступлениям. Так что извини, Славочка...

— Я вам помогу! — просиял мальчик. — Вывпятером выступаете?

— Мы? Нет, втроем. Я, пингвин, и Смолянин. А эти...э... дяденьки, они просто поклонники.

— Вас сейчас доставят в цирк! И проследят, чтобы никтоне мешал до самого выступления!

С этими словами заботливый мальчик Слава щелкнул пальцами, ис крыши ближайшего дома слетел десяток страх-птиц.

— Срочно отведите этих двух клоунов и пингвина в цирк!И пусть им никто не мешает репетировать и выступать! Особенно пингвинаохраняйте!

Я навсегда запомню скорбный взгляд Кубатая, сообразившего,что он стал-таки клоуном. «Ищите Стаса в Кремле!» — прошептал он и побрел поулице. Смолянин понял происходящее не так быстро, и одна из страх-птичекщелкнула его по голой ноге искрой. Тот ойкнул и поспешил за Кубатаем и Орликом.А Слава еще раз печально вздохнул и посмотрел на Холмса.

— А вы никуда не торопитесь? — с надеждой спросилон. — Вам не надо помочь? Стас велел детям относиться к взрослым вежливо ипомогать по мере сил.

— Спасибо, милый ребенок, — торжественно сказалХолмс. — Нам не нужна помощь. Мы справимся сами.

Эх, что-то я в этом сомневался...

Как мы до Красной площади добирались — отдельная история.Целую книжку можно написать. Холмс еще ничего, а вот Ватсон перед каждымфонарным столбом восхищался прогрессом науки, в метро же его чуть инфаркт отрадости не хватил. Я проводником работал: куда полечу, туда и идут бедныеангличане. Один раз я от воробья увернулся, в кусты спрятался, так Холмс сВатсоном тоже туда ломанулись! Ужас, одним словом.

А на Красной площади мы поняли, что никакой человек до Стасадобраться не сможет. Всю кремлевскую стену страх-птички облепили, а в воздухеих было столько, что казалось — грозовая туча зависла. Глянул Холмс на этобезобразие, покачал головой и сказал мне:

— Ну что ж, милый друг, на вас вся надежда. Пустьваши... э-э-э... миниатюрные размеры и... э-э-э... быстрые крылья совершатчудо. Летите!

И я полетел. Страх-птицы, к счастью, на меня никакоговнимания не обращали. А обычных возле Кремля не было — боялись металлических,наверное.

Кремль — сооружение огромное. Но у меня был надежныйориентир — то здание, возле которого больше всего страх-птиц вилось. Отдохнул яна подоконнике и стал искать форточку. Ни одной открытой! Пришлось лезть сквозьвыключенный кондиционер... страшно, между прочим, было. Такое ощущение, словновнутри завода бредешь. Пропеллеры, трубки, провода. Но я все преодолел.

Потому что очень уж мне человеком стать хотелось.

И мне повезло — в огромном зале, с увешенными картинамистенами и мозаичным потолком я увидел своего брата.

Стас сидел на самой обычной кухонной табуретке. Был онгрустный и мрачный. Медалей и орденов на его костюмчике еще прибавилось. Наполу перед ним стоял цветной телевизор с подключенной к нему игровой приставкой«Кенга». Отдыхал от дел, небось.

Хотел было я сразу к брату кинуться, но что-то мне не посебе стало. А вдруг Стас теперь такой же противный, как Кащей? Если к егоиспорченному сочинительством характеру прибавилась еще и магия... ой-ей-ей! И,прилипнув к потолку, я стал наблюдать.

А Стас посидел-посидел, вынул из кармана батончик «Марса»,слопал, потом почесал затылок и громовым голосом, напомнившим мне Кащея,крикнул:

— Бамбара-Чуфара! Лорики-Ерики! Явись передо мной мойвоенный министр, повелитель страх-птичек, Колька Горнов!

Раздался треск, вспышка, и перед Стасом появился обеденныйстол, за котором сидел мальчик лет двенадцати. В одной руке он держал кусокхлеба, в другой — ложку с борщом. Мальчик был угрюмый, остролицый, чем-то самнапоминавший страх-птицу.

— Звал, начальник? — зачем-то поинтересовалсяГорнов, откладывая надкушенный хлеб.

— Ага. Обедаешь?

— Ага.

Минуту Народный Диктатор и его военный министр молчали.Потом Стас спросил:

— Как в мире? Порядок соблюдается?

— В общем-то да, — уклончиво ответилГорнов. — Но если честно — не очень.

— Давай, расказывай, — оживился Стас. — Детейобижают?

— Да нет, — вздохнул Колька, с тоской поглядываяна остывающий борщ. — Дети друг друга обижают. Подерутся — и давай зватьстрах-птичек! Те — налетят и метелят друг-друга... ну и драчунам достается.Поголовье птичье падает!

— А что делать? — растерялся брат.