Может быть, Кэрри заметила что-то краем глаза. Она успелаотшатнуться, и нож по самую рукоятку вошел ей в плечо. Мама споткнулась о ножкустула и растянулась на полу.

Они смотрели друг на друга, не отводя глаз, и молчали.Из-под рукоятки ножа выползла струйка крови, и на пол упали первые капли. ЗатемКэрри тихо сказала:

— Я приготовила тебе подарок, мама.

Маргарет хотела встать, но пошатнулась и упала начетвереньки.

— Что ты со мной делаешь? — прохрипела она.

— Пытаюсь представить себе, как работает твое сердце, —ответила Кэрри. — Когда представляешь себе что-то, получается гораздо легче.Твое сердце — это большой красный комок мышц. Когда я пользуюсь своим даром,мое сердце начинает работать быстрее. А твое сейчас замедляется… Так… ещемедленнее…

Маргарет снова попыталась подняться, но ей это не удалось, иона, состроив знак от дурного глаза, замахала на дочь руками.

— Еще медленнее, мама. Знаешь, какой подарок я тебеприготовила? Это как раз то, о чем ты всегда мечтала. Тьма. И твой Бог, которыйживет в этой тьме.

Маргарет зашептала:

— Отче наш…

— Еще медленнее, мама, еще.

— …да святится имя Твое…

— Я вижу, как оттекает у тебя кровь. Медленнее.

— …грядет царствие Твое…

— Ноги и руки у тебя становятся как мрамор, как гипс. Ониуже совсем белые.

— …да исполнится воля Твоя…

— Моя воля, мама. Медленнее.

— …на земле…

— Медленнее.

— …как… как…

Она рухнула лицом вниз, и руки ее судорожно дернулись.

— …как на небесах.

— Полная остановка, — прошептала Кэрри.

Она повернула голову, затем взялась ослабевшей рукой зарукоять ножа.

(боже нет так больно так слишком больно)

Она попыталась подняться, сначала неудачно. Затем все-такивстала, опираясь на мамин стул. Голова кружилась, ее мутило. В горлечувствовался острый привкус крови. В окно несло едкий дым — пламя уже достиглососеднего дома, и искры наверняка падали на крышу, пробитую в незапамятныевремена страшным каменным градом.

Кэрри вышла на задний двор. Шатаясь, прошла через лужайку иостановилась отдохнуть

(где моя мама)

у дерева. Что-то нужно было сделать еще. Что-то такое

(придорожные отели автостоянки)

про ангела с мечом. С огненным мечом.

Ладно. Не важно. Потом вспомнится.

Она вышла дворами к Уиллоу-стрит и поползла по насыпи кшоссе номер шесть.

Было 1.15 ночи.

В 23.20 Кристина Харгенсен и Билли Нолан вернулись в«Кавальер». Они поднялись черной лестницей, прошли по коридору и, когдаоказались в темноте, он, даже не дав ей включить свет, принялся срывать с неекофточку.

— Подожди же, дай я расстегну…

— К черту.

Билли одним рывком разорвал кофточку на спине. Тканьразошлась с неожиданно громким звуком. Одна пуговица отлетела, прокатилась поголому деревянному полу и остановилась, подмигивая оранжевым светом. Из барадоносилась музыка, и стены чуть подрагивали: внизу неуклюже, но энергичноотплясывали фермеры, водители грузовиков, рабочие с лесопилки, официантки,парикмахерши, механики и их городские подружки из Вестоувера или Моттона.

— Эй…

— Заткнись.

Он залепил ей пощечину. Голова Крис мотнулась назад, вглазах появился злой блеск.

— Между нами все кончено, Билли. — Она попятилась, нопопятилась к кровати: соски под бюстгальтером налились и стали твердыми, каккамешки, а плоский живот подрагивал в такт частому возбужденному дыханию. — Всекончено.

— Вот и отлично. — Он бросился на нее, но Крис, на удивлениесильно размахнувшись, врезала ему по скуле.

Билли выпрямился, чуть дернув от удара головой.

— Сука, ты мне синяк наставила!

— И еще получишь!

— Да уж получу, я сейчас все с тебя получу!

Оба тяжело дышали и сверлили друг друга яростными взглядами,затем губы Билли тронула улыбка, и он принялся расстегивать рубашку.

— Очень славно у нас сейчас получится, Чарли. Очень славно.— Он всегда называл ее Чарли, когда был особенно ею доволен. Похоже, решилакак-то Крис, усмехнувшись про себя, это имя ассоциируется у него с какой-нибудьособо памятной постельной сценой.

Она поняла, что и сама улыбается, чуть расслабилась, и тутБилли, хлестнув ее рубашкой по лицу, бросился вперед, боднул головой в живот иповалил на кровать. Взвизгнули пружины. Она беспомощно ударила его несколькораз кулаками но спине.

— Уйди от меня! Уйди! Отвали! Сукин сын, подонок, отпустименя сейчас же!

Ухмыляясь, Билли одним рывком сломал ей молнию на джинсах истянул их с бедер.

— А то что? — прохрипел он, тяжело дыша. — Папочкенажалуешься? Да? Да, Чарли? Позвонишь своему могучему папочке? А? Надо мне быловылить все это дерьмо на тебя, ей богу. Я бы с удовольствием это сделал. Свинаякровь для свиней, а? Прямо тебе на башку. Ты…

Она вдруг перестала сопротивляться. Он замер, глядя на неесверху вниз, и на лице Крис появилась странная улыбка.

— Ты с самого начала об этом думал, да? Ты, подонок вонючий.Так, да? Дерьмо собачье, импотент, сукин сын.

— Какая разница? — спросил он с какой-то заторможенной,безумной улыбкой на лице.

— Никакой, — ответила Крис. Ее улыбка вдруг погасла, вены нашее вздулись, и она, выгнувшись, плюнула ему в лицо.

Дальше — пронизанное красным цветом ярости буйство, затемопустошенное беспамятство.

Внизу бухала и завывала музыка («Глаза слипаются, и, чтоб незаснуть, // Глотаю таблетки одну за другой. // Шесть дней за рулем — неблизкийпуть, // Но к вечеру точно успею домой».) — помесь кантри и вестерна, на всюкатушку, очень громко и очень скверно; пятеро музыкантов в ковбойских рубашкахс блестками и джинсах с яркой вышивкой, время от времени стирающих со лба пот —лидер-гитара, ритм, банджо, бас, ударные. Никто в «Кавальере» не слышал нисирен, ни первого взрыва, ни второго. Музыка стихла, лишь когда взорвалсябензопровод.