Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но на переменах показать письмо не удалось: то Яник куда-то убегал, то Эльта не успевала с ним поговорить. Не утерпев, она прямо на уроке отправила ему записку из одного слова: «Письмо». Передавая её, Нета хихикнула и прибавила многозначительным шёпотом:
– Какой у Казмера фонарь под глазом! – и очень удивилась, обнаружив, что Эльту это совершенно не заинтересовало.
Наконец Нета передала Эльте ответ и с жадным любопытством следила, как та его разворачивает. В записке было: «После уроков идём ко мне». Эльта повернулась к Янику и кивнула. Нета что-то зашептала Грете.
По дороге домой Эльта возбуждённо рассказывала Янику, как получила письмо.
– Ты представляешь – прямо за ужином! А родители даже ничего не поняли.
– Везёт же тебе.
– Почему?
– Да так… Теперь вот и письмо… Эймер мог бы и мне это письмо прислать, – сказал Яник ворчливо. – Между прочим, это я подбросил ему идею так посылать письма.
– Он же никогда не был у тебя дома – а чтобы посылать, наверно, надо точно знать куда, – заметила Эльта примирительно. – А вообще, какая разница, кому оно пришло?!
– Конечно, никакой.
Они взлетели на крыльцо, им открыла горничная. Яник промчался мимо неё как ветер, – она только покачала головой. Эльта поздоровалась и побежала следом.
Оказавшись в своей комнате, Яник закинул портфель в угол. На шкафу стояла модель «Альбатроса» – Эльта сразу взглянула на неё.
– Ну? – сказал Яник нетерпеливо.
Прочитав письмо, он хотел что-то сказать, но спохватился. Быстро перевернул лист текстом вниз и внимательно осмотрел комнату, заглянул в шкаф, а Эльта – под кровать. Они проверили картины на стенах, занавески, углы, комод, ящики стола – теней нигде не было. Яник сел в кресло и перечитал письмо.
– Эймер в своём репертуаре. Никогда ничего не объясняет. Ты что-нибудь поняла?
– Не очень. А давай его сожжём – может, и правда станет понятнее?
Яник усмехнулся.
– Если это подействует, сожжём и все наши учебники.
Он посмотрел на подпись.
– Ты когда его получила? За ужином?
– Ну да.
– Значит, оно шло целый день. Странно. А на Острове такие мгновенно приходят.
– Остров далеко – может, поэтому?
– Наверное…
– А где мы его сожжём?
– В библиотеке. Отец любит, когда там жарко натоплено. Идём, пока он не вернулся.
Они прошли в библиотеку – там в самом деле горел камин.
– Так. Давай повторим ещё раз, – сказал Яник, пробегая письмо глазами. – В этом месте творится что-то непонятное, там часто играют дети и его любят рисовать художники. А что там спрятано-то? Большое оно или маленькое? Если б знать, легче было бы искать!
– В жизни не видела более странного письма, – заметила Эльта.
– Ну, смотри внимательно, если что-то поймёшь – говори, – велел Яник и бросил письмо в камин.
Некоторое время они ждали, наблюдая, как огонь за каминной решёткой подбирается к бумаге. Наконец он охватил письмо – и тут оба ахнули: свиток вспыхнул ослепительным голубым пламенем. Оно поднялось высоко, озарив их лица лазоревым светом. Казалось, этому пламени тесно в камине, оно хочет заполнить собою всё пространство, – и при этом оно ни единым язычком не выглянуло за пределы каминной решётки.
Через минуту пламя погасло. От письма не осталось даже горсточки пепла.
Эльте и Янику не терпелось начать поиски. Правда, что именно нужно найти, они не совсем поняли – было ясно только, что это как-то связано с голубым пламенем.
– А может, надо найти само голубое пламя? – предположила Эльта.
Яник скептически хмыкнул:
– Может… Только как его спрячешь? А я не замечал, чтобы у нас в городе что-то светилось голубым по ночам.
– С чего начнём? – задумалась Эльта. – Места, где происходит что-то странное…
– Я знаю одно такое.
– Где?
– Терновая, 18.
– А что там странного? Ну да, большой старый дом, непонятно чей, и однажды я видела там Беласко… Но я ни разу не замечала там никаких детей! И уж подавно художников. Нет, это не то.
Яник сдвинул брови:
– Может, в Нижнем городе что-нибудь есть? Бедняки вечно рассказывают про дома с привидениями и всякое такое. Хотя я сам не слышал. Я Нижний город плохо знаю.
– А я – тем более. И как мы будем там искать? Придём и спросим: «Нет ли тут у вас домов с привидениями?»
Яник фыркнул.
– Ага, и прибавим: «А ваши дети любят там играть?»
– Тогда в Нижнем городе искать нет смысла…
– Ну да. Я бы уж скорее в Верхнем поискал. Ты ничего такого не слышала, когда разносила заказы? Про странные дома?
Эльта задумалась.
– Кажется, нет.
– А может, попробуешь осторожно поговорить с покупателями об этом? Вдруг повезёт.
– Могу. Попробую… Хотя вряд ли что узнаю. Там всё чинно и скучно.
Оба замолчали. Эльта вздохнула.
Яник вспомнил:
– За городом, по дороге на восток, есть болото, говорят, там встречаются блуждающие огоньки… Только это нам тоже не подходит.
– Да уж, дети не очень любят играть на болотах.
– Они везде играют, куда только можно залезть!
Эльта помотала головой.
– Давай лучше начнём с художников.
– Думаешь, это проще? – Яник зачем-то взъерошил себе волосы.
– Намного. Завтра после уроков пойдём в салон, где продаются картины. Я видела такой в Верхнем городе.
Салон «Роскошные картины для вашей гостиной» занимал весь первый этаж большого дома, стоявшего несколько в стороне от улицы. Дорожка, вымощенная камнем двух оттенков и обсаженная астрами, вела к высокому крыльцу с ажурными коваными перилами. Яник отворил тугую дверь.
Внутри было тихо и просторно, как в музее. К ним подошла хозяйка салона, статная дама в сером шёлковом платье, и, свысока оглядев их, сказала:
– Что вам нужно? Пекарня через два дома.
– Мы не в пекарню, – сказала Эльта.
– Мы хотим посмотреть картины, – отрезал Яник. – Можно?
– Пожалуйста. – Хозяйка пожала плечами. – Только ничего не трогайте!
Они кивнули и не спеша пошли по залу, а хозяйка двинулась за ними.
Картины оказались совсем не такими, какие Эльта и Яник ожидали увидеть. В основном здесь продавались большие натюрморты со множеством предметов: серебряной или золотой посудой, фарфором и хрусталём, с пышными букетами, фруктами и ягодами. Поблёскивали приглаженные, тщательно прорисованные чаши или подносы с крупными кистями винограда, и каждая ягодка словно светилась изнутри. Здесь было немало портретов: миловидные юноши рассматривали оружие или музицировали, а девушки в бархатных нарядах любовались цветами или равнодушно смотрели на зрителя.