— Что я должна для этого сделать? Как мне ее увезти?

Святая сестра улыбнулась, тоже смахивая слезы. Вот ужвоистину необыкновенная женщина эта мадемуазель Одри.

— Мы упакуем вещички и положим дитя в корзинку, у васбудет запас козьего молока на дорогу и ваша любовь.

— А разве не понадобятся никакие бумаги? Паспорт наребенка?

Монахиня объяснила:

— Мы дадим вам справку, что она сирота из приюта, выпредъявите ее, когда будете выезжать из Шанхая. Вас не задержат, малютка никомутут не нужна. И у себя на родине, если она будет под вашим покровительством ивы обязуетесь удочерить ее, вы не встретите препятствий. Через Иокогаму вамвозвращаться будет гораздо проще, не то что через Европу, где Пришлось быпересечь много границ.

Действительно, как все просто. Одри вдруг воодушевилась,заспешила, принялась быстро укладывать вещи для девочки. Час спустя они всеприбыли на железнодорожную станцию. Одри со слезами на глазах перецеловала всехприютских ребятишек, напоследок поцеловалась и с Синь Ю. Поезд тронулся, а Одристояла у окна с малюткой на руках, и ее еще долго душили рыдания.

Она знала, что никогда не вернется в эти места, во всякомслучае, едва ли, но здесь оставались эти дети, о которых она заботилась напротяжении восьми месяцев и которые были ей так дороги, память о Лин Вей… и огенерале Чанге… Начиная долгий путь домой, Одри думала о тех, кого оставила, ио тех, к кому возвращалась. На руках у нее мирно спала Мей Ли.

Перед тем как сесть на пароход «Президент Кулидж», Одрипровела одну ночь в Шанхае в отеле «Шанхай». Теперь все ее мысли были оЧарльзе. Здесь она была с ним вместе, здесь все говорило ей о нем. Однако соблегчением Одри вздохнула только тогда, когда очутилась наконец на борту«Президента Кулиджа».

Первый раз они бросили якорь в Кобе, потом была Иокогама, аоттуда через океан направились в Гонолулу. Одри чувствовала себя на пароходепочти как дома. Она редко выходила из каюты, почти не оставляя Мей Ли одну, безприсмотра. Она лишь наведывалась в корабельную библиотеку и успела прочитатьнесколько книг, появившихся за последний год: «Божий уголок» Эрскина Колдуэлла,«Потерянный горизонт» Джеймса Хилтопа и «Ночь нежна» Скотта Фицджеральда. Ровночерез двенадцать суток прибыли в Гонолулу, простояли одну ночь, и снова в путь,а еще через неделю вошли в бухту Сан-Франциско и пришвартовались у пристаниЭмбаркадеро. Для Одри это было как сон наяву. С замирающим сердцем онаоглядывала причал: не встречает ли ее кто-нибудь? Она отправила деду изГонолулу телеграмму с извещением о своем приезде. И вот теперь сквозь туманнеожиданных для нее самой слез вдруг разглядела в стороне от толпы высокого,худощавого, седовласого старика, опирающегося на трость с серебрянымнабалдашником. Окажись Одри в эту минуту поближе, она бы увидела, что по старческомулицу струятся слезы. Но к тому времени, когда она наконец с ним встретилась,глаза его были сухи.

Медленно, кажется, вот-вот подкосятся ноги, спускалась Одрипо сходням. К груди она прижимала продолговатый сверток — запеленутую Мей Ли.Дед выглядел более немощным, чем год назад, и все-таки он был тот же, еедедушка, которого она любила с детства — важный, прямой, недоступный. Ей такхотелось побежать, броситься с плачем ему на шею. Но она не решалась. Онапонимала, какую боль причинила ему своим долгим отсутствием. Простит ли он ее?Ведь она все-таки вернулась, в отличие от своего отца, вернулась, чувствуя себяобязанной ему, и пожертвовала ради этого тем, что было ей дорого безмерно.Нетрудно вообразить, как отнесся Чарльз к ее телеграмме с отказом приехать вЛондон. Однако теперь, глядя на деда, Одри удостоверилась, что поступилаправильно. Он не произнес ни слова, когда она подошла, взгляд его был суров.Дед и внучка постояли минуту молча лицом к лицу, но потом Одри не выдержала,губы ее дрогнули, и, обвив руками его шею, она беспомощно разрыдалась, а онмедленно поднял руку и обнял ее, и глаза его, когда она наконец отстранилась,были влажны. Дед, с усилием овладев собой и сохраняя достоинство, проговорил:

— Я думал, что уже не увижу тебя, Одри.

— Мне очень жаль, что пришлось так задержаться,дедушка, голубчик.

Он кивнул и постарался принять прежний недоступный,величественный вид, но Одри заметила, как он тяжело опирается на трость. Взглядего упал на сверток у нее в руках.

— А это что?

Одри робко улыбнулась и повернулась так, чтобы ему быловидно младенческое личико в шелковых лентах.

— Это Мей Ли, дедушка.

Он с ужасом отшатнулся.

— Вот почему ты не приезжала домой! — еле слышнопрохрипел он, и Одри стало страшно, как бы его прямо на месте не хватил удар. —Ты опозорила нашу семью. Мюриел Браун была права… а я ей не верил… Какой-товздор про зарезанных монахинь и брошенных сирот…

Дед был вне себя от ярости, Одри никогда не видела еготаким, ей и в голову не приходило, что он может счесть Мей Ли ее ребенком.Кроме того, она услышала имя Мюриел Браун и тоже обозлилась.

— И что же тебе сообщила миссис Браун?

— Что ты путешествуешь с мужчиной! — возмущенноответил он. — Я ей сказал, что она ошиблась. У тебя нет ни стыда нисовести, Одри… Привезти домой прижитого с кем-то ребенка… — Он брызгалслюной. — Как ты смеешь?!

— Смею — что, дедушка? Любить это дитя? Разве это грех?

Нет, она мне не родная. Она сиротка из приюта. Если бы я ееоставила в Китае, ее бы, вернее всего, убили, или бы дали ей умереть от болезнии голода, или продали бы ее какому-нибудь мужчине, доживи она до подходящеговозраста. Она — полуяпонка, полукитаянка, и я привезла ее к себе домой, потомучто люблю ee! — Одри говорила и плакала, пятясь от злых слов деда.

— Извини, я не знал… Я подумал, что… — Его глаза тоженаполнились слезами. С души у него упала огромная тяжесть.

Как хорошо, что Одри возвратилась!.. Он взглянул на неесовсем другими глазами. Молодая и гордая, она стояла перед ним с ребенком наруках, и в его сердце вспыхнула и разлилась, как и раньше бывало, любовь к ней.

— — Я рад, что ты вернулась домой, Одри. В Онаулыбнулась сквозь слезы и снова шагнула к нему.

— И я тоже, дедушка… я тоже бесконечно рада…

Обняв ее за плечи, он повел ее к своей машине. Со вздохом облегченияОдри откинулась на мягкую кожаную спинку и оглянулась на деда.

— Как она? — спросил дед, кивнув на спящуюмалютку.

— Она в полном порядке, — растроганно отозваласьОдри и, наклонившись, поцеловала старческую щеку, от которой так знакомо пахлодорогим лосьоном. Он ощутил прикосновение ее молодой шелковистой кожи иумиротворенно на мгновение закрыл глаза.

— Ты уверена, что это не твой ребенок, Одри? —растерянно переспросил он, присматриваясь к личику Мей Ли. Одри отсутствовалацелый год, а Мюриел Браун рассказывала, что…