Вдруг в зал энергичными шагами вошел Гамильтон Бергер,окружной прокурор, и Мошел сразу же отвел его в сторону.

– Видишь, что я имел в виду? – засмеялся Мейсон. – Мошелпозвонил своему шефу, ну и тот сразу же примчался самолично проверить, чтоздесь творится.

Судья Кайл вернулся на свое место, объявил, что заседаниепродолжается, и сказал:

– Я вижу, что сам окружной прокурор явился в суд. Васзаинтересовало дело, мистер Бергер?

– Весьма, ваша честь. Я намерен с большим вниманием следитьза развитием событий.

– Могу ли я спросить почему?

– Потому что, если обвиняемая не убивала Ральфа Экветера,тогда это сделал Горас Шелби. И я намерен проследить за тем, чтобы все нормызакона были соблюдены и мы не оказались в таком положении, когда мы не сможемпривлечь к уголовной ответственности Шелби.

– Очень хорошо, – сказал судья. – Продолжайте, мистерМейсон. Попросите мистера Шелби подняться на место для свидетелей.

Шелби присягнул, ободряюще улыбнулся Дафнии и приготовилсяотвечать.

– Одну минуту, ваша честь, – заговорил Гамильтон Бергер. –Прежде всего я должен заявить этому свидетелю, что он подозревается впричастности к убийству – либо как действовавший самостоятельно, либо каксоучастник Дафнии Шелби. Я хочу его предупредить, что все сказанное им вдальнейшем может быть использовано против него.

Мейсон поднялся с кресла:

– Ваша честь, я возражаю против этого как против очевидногонарушения норм судебной практики, ибо расцениваю слова окружного прокурора какявную попытку запугать свидетеля защиты настолько, чтобы он отказался от дачипоказаний.

– А я, – повысил голос Гамильтон Бергер, – возражаю противтого, чтобы этот свидетель давал показания, на том основании, что он не отдаетсебе отчета в своих действиях, ибо страдает заболеванием, называемым сенильнойдеменцией.

Мейсон ответил с улыбкой:

– Я бы хотел увидеть логику в действиях окружного прокурора.Если он действительно уверен в недееспособности Гораса Шелби, зачем было егопредупреждать о том, что все сказанное им в дальнейшем может быть использованопротив него?

Судья Кайл улыбнулся, затем повернулся к свидетелю:

– Суд желает задать вам несколько вопросов, мистер Шелби.

– Да, сэр.

– Вы понимаете, что это зал судебных заседаний?

– Да, сэр.

– И что привело вас сюда?

– Я вызван в качестве свидетеля защиты.

– Вы были объявлены недееспособным судебным решением этогоокруга?

– Этого я не могу сказать. Меня преследовали жадныеродственники, которые без моего ведома давали мне наркотики, отправили в такназываемый санаторий вопреки моей воле и даже привязывали ремнями к койке. Мнеизвестно, что суд, вынесший решение об учреждении опеки, позднее поручилврачу-специалисту обследовать мое состояние.

Наступила очередь давать объяснения Перри Мейсону:

– Должен сообщить суду, что доктор Грантланд Олм, которомусуд поручил обследовать мистера Шелби, сделал это и признал мистера Шелбисовершенно дееспособным и психически здоровым. Двое других известных психиатровтакже обследовали его и подтвердили заключение доктора Олма, заявив, что мистерШелби совершенно здоров и в состоянии сам заниматься своими делами: если суджелает, я могу попросить этих врачей подняться на свидетельское место.

Судья Кайл улыбнулся:

– Продолжает ли окружной прокурор настаивать на своемзаявлении?

Гамильтон Бергер шепотом посовещался с Марвином Мошелом,затем сказал:

– С разрешения суда есть два врача, которые подтверждают,что мистер Шелби страдает сенильной деменцией.

– Эти врачи не являются специалистами в области психиатрии,– с самым любезным видом заявил Перри Мейсон, – причем в данный моментврачебная коллегия вообще решает вопрос о том, что доктор Бекстер будет лишенсвоего звания и права заниматься лечебной практикой. Если вам хочется отниматьвремя у суда и слушать спор трех специалистов-психиатров с этими двумя врачамиобщего профиля, мы можем доставить вам такое удовольствие.

Гамильтон Бергер снова посовещался со своим помощником,затем сказал:

– Мы временно снимаем наше возражение, ваша честь, но мытребуем, чтобы этого свидетеля предупредили.

Судья повернулся к Горасу Шелби:

– Мистер Шелби, суд никоим образом не хочет вас запугивать,но в то же время считает необходимым предупредить, что в соответствии сзаявлением прокурора данного округа вы можете считаться сообщником или дажеосновным преступником по тому делу, по которому предъявлено обвинение миссДафнии Шелби. Поэтому суд предупреждает, что все сказанное вами позднее можетбыть использовано против вас и что вы имеете право на собственного защитника налюбой стадии процесса. Скажите, представляет ли вас мистер Мейсон как поверенный?

– Только в той степени, в какой он доказывает моюправомочность и здравый смысл.

– Он не представляет вас в связи с возможным обвинением,которое может быть вам предъявлено по делу об убийстве Ральфа Экветера?

– Нет, сэр.

– Желаете ли вы иметь собственного защитника, который будетдавать вам советы в отношении ваших прав, обязанностей и привилегий в связи сданным преступлением?

– Нет, сэр.

– Желаете ли вы добровольно давать показания?

– Да, сэр.

– Вы понимаете суть этого процесса?

– Да, сэр.

– Вы учитываете заявление суда о том, что ваши показаниявпоследствии могут быть использованы не в вашу пользу?

– Да, сэр.

– Понимаете ли вы, что вы не обязаны отвечать на те вопросы,которые могут вас скомпрометировать?

– Да, сэр.

– Очень хорошо. В таком случае, мистер Мейсон, прошу вас.

– Мистер Шелби, существует ли какая-то родственная связьмежду вами и обвиняемой? – спросил Мейсон.

Шелби высоко поднял голову и громко сказал:

– Да, сэр. Она моя дочь.

По залу прокатился шепот. Судья постучал молотком, призываяк порядку.

– Будьте любезны, объясните, как вас следует понимать? –попросил Мейсон.

– Ваша подзащитная – дочь той женщины, которая на протяжениимногих лет работала у меня экономкой, женщины, которую я очень любил. Я не могна ней жениться из-за юридических осложнений, а позднее было решено оставитьнаши взаимоотношения такими, как они были, но при условии, что Дафния будетназываться моей племянницей. Чтобы защитить и обеспечить ее, я составилзавещание, по которому, разумеется, все должно было перейти к матери Дафнии.После того как она умерла, я намеревался переделать свое завещание, объявивсвоей единственной наследницей дочь, но это была одна из тех забот, до которыху меня все не доходили руки, и вот… едва не опоздал.