В результате в Новгород возвратились 22 967 солдат и офицеров русской пехоты и почти вся поместная иррегулярная конница, так что русские, по собственным оценкам, потеряли около 5,8–6 тыс. человек убитыми и тяжелоранеными (согласно «Журналу, или поденной записке… Петра Великого»)[368]. Однако, по оценке генерала Алларта и шведского командования, общие потери царской армии составили от 8 до 12 тыс. военнослужащих), всю артиллерию (145 орудий), 151 знамя и 20 штандартов, все запасы предметов снабжения и армейскую кассу, а также командующих офицеров (18 генералов и приравненных к ним чинов), которых шведы оставили в качестве заложников; шведские потери, по их собственным данным, составляют около 700 солдат и офицеров убитыми и 1200 ранеными[369]. Значительная часть из отступивших от Нарвы русских воинов не добралась до Новгорода, так как они умерли от ран, голода и холода или дезертировали по дороге, а некоторые офицеры-иностранцы были убиты своими русскими подчиненными еще во время боя (11 полковников и подполковников из числа офицеров-иностранцев сдались в плен вместе с герцогом д’Кроа и генералом Аллартом, включая и командира Лейб-гвардии Преображенского полка полковника Иоганна Блюменберга (Блумберг, Блюмберг, Johann Ernst Blumenberg), а 8 полковников и подполковников из иностранцев были убиты, причем среди русских полковых командиров погиб только полковник Мартемьян Сухарев[370]). В итоге, по некоторым оценкам, общие боевые и небоевые потери русских под Нарвой достигают 17 тыс. военнослужащих из 40 тыс., выступивших в поход[371].

Русские войска оставили занятые ими ранее укрепленные пункты Ям и Копорье и, таким образом, были выдворены за пределы шведских владений. Вместе с тем шведская армия не располагала возможностями полностью использовать свой успех и наступать вслед за разгромленным противником в глубь России (хотя, по информации Б. Григорьева, вначале такой замысел рассматривался шведским командованием, две недели удерживавшим армию под Нарвой[372]). В связи с отсутствием магазинной системы снабжения и вообще какой-либо системы снабжения, специально организованной за счет удаленного подвоза, Карл XII отвел свои войска к замку Лаис (эст. Лайузе на юге Эстонии). Здесь шведы обеспечили себя реквизициями продовольствия у местного населения и оставались до мая 1701 года, поскольку до трети солдат и офицеров выбыли из-за болезней (по свидетельствам очевидцев, почти ни один раненый под Нарвой не вернулся в строй[373]).

Царь Петр же вначале был настолько напуган поражением под Нарвой, что написал письмо английскому королю Вильгельму III Оранскому (англ. William III, голландск. Willem Hendrik, Prins van Oranje) с просьбой содействовать заключению мира между Россией и Швецией. Однако затем, в связи с длительным бездействием шведской армии, царь ободрился и в феврале встретился с королем польским и курфюрстом саксонским Августом II в городке Биржи (Би́ржай, польск. Birże, лит. Biržai, на севере Литвы) для обсуждения дальнейшего ведения войны (там, в частности, было достигнуто соглашение об усилении саксонской армии отдельным русским корпусом из 19 полков, дислоцированных в Новгороде, численностью 17,5 тыс. солдат и офицеров, которые в марте 1701 года выступили к Риге под командованием Аникиты Ивановича Репнина для соединения с саксонскими войсками фельдмаршала Адама Штейнау (Adam Heinrich Steinau)[374]).

Как уже было отмечено, 16/17 июня отряд генерала Ренне подготовил плацдарм в районе Петровки, используя который 18–20 июня вся царская армия перешла на правый берег Ворсклы, причем перевод сил на плацдарм начался сразу после ранения Карла XII. В официальных русских источниках впоследствии указывалось, что царское командование только 25 июня «уведомилось», что шведский король был ранен в перестрелке с казаками, тогда как решение о битве было принято еще 18 июня: «Того для учинен генеральной совет, на котором положено, что инаго способа нет о выручке города, толко что перейтить реку к неприятелю и дать главную баталию»[375]. Соответственно русские, советские и российские исследователи намеренно не связывали с ранением шведского короля важнейшее оперативное решение царского командования перейти Ворсклу, что почти однозначно свидетельствовало о возникновении замысла вступить в битву со шведами. Хотя хронология событий прямо указывает на такую связь, но для российской исторической науки всегда было важно подчеркнуть объективный характер успеха русской армии под Полтавой, тогда как в действительности ряд важнейших действий и решений обоих противников имели тогда полностью субъективный характер.

Так, В. Молтусов убедительно показывает, что именно 17–18 июня царь Петр в действительности решил вступить в битву со шведской армией, поскольку 19 числа впервые в сохранившихся документах заговорил о «баталии», когда сообщил полковнику Келену о переправе русской армии на правый берег Ворсклы с целью деблокировать Полтаву: «И для того мы, покинув все шанцы, пойдем со всем войском к Петровскому мосту (где уже наш пост еще четвертого дни занят и укреплен) и тамо, перешед и осмотрясь, пойдем, с помощью божьей на неприятеля искать со оным баталии и чтоб пробитца всем войском к городу»[376]. Одновременно 18 июня был отдан приказ об отправке всех лишних «тягостей» из армейского и артиллерийского обозов к Рублевке (в 40 км выше Полтавы по течению Ворсклы, при впадении ее левого притока – речки Мерлы), а также направлены приказы гетману Ивану Скоропадскому и генералу Григорию Долгорукову, чьи войска были расположены в низовьях рек Псел и Груня, быстрее идти на соединение с главными силами, чтобы обеспечить дальнейшие совместные действия[377] (два пехотных и три драгунских полка под командованием генерала Григория Волконского, а также украинские казацкие полки и отряды казаков и калмыков присоединились к главным силам русской армии 24 июня 1709 года[378]).