Из зарослей вывалились оба крестьянина, похожие на сросшихсябоками сиамских близнецов. Дед рукой в брезентовой рукавице держал Скарпею зашею, дурачок прижимал к груди крепко ухваченный хвост, змея же оплетала обоихживыми, пульсирующими кольцами.

Чистый Лаокоон, отрешённо подумал Анисий, который вспоминалв эту минуту покойницу маменьку, сестру Соньку, Эраста Петровича, Масу.Прощайте все, кого любил. Прощай, синее небо и зелёная листва.

– Бейте её, гадину! – крикнул Блинов. – Ножомеё, ножом!

В ответ донеслось:

– Зачем же ножом… Мы её в з-зоологический сад…

Вот и предсмертное помрачение, сообразил давящийся хрипомАнисий – последняя фраза была произнесена голосом Эраста Петровича.

Змееборцы запихивали отчаянно сопротивляющегося гада вмешок, но Тюльпанов сейчас был бесконечно далёк от этой недостойной суеты.

Тут снова раздался знакомый голос, произнёсший с укоризной:

– Нехороший вы человек, Б-Блинов. Подругу «гадиной»обзываете, смерти ей желаете.

– Шеф, вы?! – выдохнул Анисий, изумлённо глядя нараскрасневшегося от схватки деревенского дурака. Возможно ли?

Недоумок щербато улыбнулся губернскому секретарю и замычал.Вместо него ответил старый пьяница:

– Б-благодарю, Тюльпанов. Вы чересчур лестного мнения омоих маскарадных способностях.

Молодой человек даже не попытался уразуметь, каким образомстарый пьянчужка вдруг превратился в шефа – до бренного ли, когда жизнь насамом донышке и продолжает вытекать капля по капле. Каким бы чудом вас сюда низанесло, Эраст Петрович, лучшего прощального подарка и пожелать нельзя.

– Прощайте, шеф… – прошелестел Анисий на последнихкрохах воздуха, ещё остававшегося в лёгких.

Эраст Петрович нахмурился:

– Эй-эй, Тюльпанов! Вы только не вздумайте в самом делеп-преставиться. Стыдно это – от одного страха помирать.

С укором взглянул губернский секретарь на любимогоначальника.

– Зачем обижаете умирающего, господин Фандорин? Грехэто.

От обиды ещё воздуху выдавилось, малая толика:

– Яд… и боль адская…

– Ещё бы не боль – такими зубищами хватануть. –Шеф задумчиво осмотрел рукавицу, всю в точках от змеиных зубов. –Б-брезент не прокусила, а вашу лайку – запросто. Больно, но не опасно. Змея-тонеядовитая. Это, Тюльпанов, амурский полоз. На основании вашего д-донесения ипоказаний Ангелины Крашенинниковой – а она понаблюдательней вас – я справился вволостной читальне по зоологическому атласу. Великолепнейший экземпляр, неправда ли, Антон Максимилианович?

Земец был бледен и тряс головой, словно отгоняя наваждение.

Анисий же молча – возможности говорить уже не было – ткнулсебя в кадык: а как же, мол, паралич дыхания?

Шеф велел:

– Ну-ка скажите: «Ап-чхи!»

Тюльпанов удивился, но чихнул. И – чудо из чудес – сам незаметил, как вдохнул немножко воздуха. Потом ещё, ещё и, наконец, задышалполной грудью.

– Да кто вы такой, господин ряженый? – очнулся отпотрясения председатель. – Кто это, Анисий Питиримович? И что за странныеинсинуации в мой адрес?

Эраст Петрович повернулся к земцу:

– Я – коллежский советник Фандорин. А у вас, как явижу, новая фляга? – Он показал на сияющую медную фляжку, что висела напоясе у Антона Максимилиановича. – А где же старая? Держу пари, что онабыла обшита замшей и имела чудесную серебряную к-крышечку, которая моглаиспользоваться в качестве чарки.

Предложение этого странного пари отчего-то возымелоудивительный эффект. Народный избранник перестал протестовать и попятился.

VI

– Скажите, Тюльпанов, вы сами-то читали п-протокол,который выслали мне позавчера? Тот, где исправник описывает место смертиКрашенинникова? – Шеф смотрел на своего помощника с укоризной.

– Нет, а зачем? Просто велел ему сразу писать подсиньку… Я ведь видел всё собственными глазами и изложил вам в донесении.

– В том-то и штука. Вы написали, что на столе стоялазамшевая фляга со стаканчиком, а исправник никакой фляги не приметил. Этоозначает, что за время, пока вы пребывали в б-бесчувствии, сей сосуд со столазагадочным образом исчез. Не полоз же его с собой унёс, верно?

Анисий похлопал глазами и сдвинул белёсые брови.

– Там не было никого кроме меня и дочериКрашенинникова!

– Именно поэтому сначала я заподозрил девушку. Вчераутром её величество со свитой наконец отбыли в Петербург, и я тут же отправилсясюда. Разыскал в Ильинском Крашенинникову, расспросил её как следует. Если быона сказала, что никакой фляги не видела – это означало бы, что она и естьп-преступница. Ведь она очнулась раньше вас. Но Крашенинникова отличноразглядела и описала флягу, а заодно припомнила, что после обморока фляга состола исчезла. Отсюда следует что неподалёку находился кто-то третий,наблюдавший за вами из темноты. После того как Крашенинникова подробно описаламне змею и я установил, что это безвредный полоз, стало ясно: приказчик умер неот укуса. Отрава, вероятнее всего, содержалась в т-таинственным образомиспарившейся фляге. Некий гость, которого Самсон Степанович принимал у себя всторожке, угостил его отравленным напитком, а потом сделал на шее мертвеца двамаленьких надреза, имитирующих змеиный укус. Доморощенного волостного экспертаэта уловка отличным образом провела. Из-за того, что полоз не какой-нибудь, а именноамурский, выйти на истинного убийцу мне было нетрудно.

Фандорин смотрел уже не на Анисия, а на председателя,который стоял неподвижно, кусая побелевшие губы.

– Кто кроме вас, Блинов, мог привезти сюда амурскогополоза? Вы в прошлом году вернулись с Дальнего Востока. Тигровых шкур недобыли, но зато обзавелись великолепным живым трофеем. Цель у вас была невиннаяи даже похвальная: отвадить крестьян-браконьеров от Гниловского болота, чтоб неуничтожали редких птиц и не мешали вам охотиться. План остроумный, и отличноудался. Но кроме суеверных крестьян вашего полоза видел и Крашенинников. Вовсяком случае, он знал, что Скарпея – не выдумка местных кликуш, толькоследователю про это не говорил. Очевидно, боялся, что его сочтут сумасшедшим.Кстати говоря, Тюльпанов, я с самого начала не держал Самсона Степановича наподозрении. Знаете, почему? Потому что он разбрасывал по краю пруда отравленнуюприманку для змеи.

– Почему отравленную, шеф? – удивилсяАнисий. – С чего вы взяли?

Фандорин лишь вздохнул: