– Он тебе не поверит, – мрачно возразил Рабан. – Особенно если почувствует вторжение.

– Но не станет же он убивать меня при местном хозяине и этом… эффере. Кто это, кстати?

– Член совета правления, – отстраненно отозвался Ламберт, явно думая о чем-то своем. – Это высший орган власти Содружества. И, возможно, проверить Колта действительно стоит сейчас. Драконы-стражи ничуть не хуже горгулий, они смогут с ним справиться, если ситуация выйдет из-под контроля.

На том и договорились. Медлить не стали, чтобы было меньше шансов попасться. Ламберт остался у входа в башню, а я поднялась на этаж отца и уверенно направилась к той двери, за которой нашла его в прошлый раз.

Но едва я закрыла ее за собой, как решимость моя пошатнулась. Нет, я по-прежнему не боялась быть пойманной. Почему-то была уверена, что смогу выкрутиться. Или как-то все сложится, и кто-нибудь спасет меня в последний момент в лучших киношных традициях. Однако меня пугала возможная правда.

В библиотеке было тихо. Только огонь потрескивал в камине, да часы, висящие на стене, щелкали механизмом, пока секундная стрелка шагала по циферблату. Стол, на котором в прошлый раз теснились напитки, пустовал. Вероятно, домовые выставляют угощение только по запросу, как и в комнатах.

Непроизвольно сдерживая дыхание, я пересекла помещение и остановилась у закрытого шкафа. Коснулась пальцами дверцы, взялась за ручку и потянула на себя, но та не поддалась. Заперто, как и ожидалось. По телу прокатилась дрожь, собственный план вдруг показался дурацким, непродуманным. Захотелось сбежать и сказать Ламберту, что у меня не получилось вскрыть шкаф.

– Надо хотя бы попробовать, – пробормотала я, понимая, что не прощу себе потом этого малодушия.

Я исходила из того, что Колт не плодит тайные заклятия, запирающие те или иные двери. Представив структуру, благодаря которой смогла открыть проход в заброшенную часть замка, я немного подправила ее, убрав все, что касалось маскировки, и после секундного колебания наполнила энергией.

Снова потянув на себя ручку, я едва удержалась от радостного возгласа: дверца открылась. И хотя здесь меня вряд ли кто-нибудь услышал бы, радоваться было рано.

На открывшихся моему взгляду полках почти не оказалось книг, а те, что там стояли, совершенно не походили на старые издания, какие я видела в потайном кабинете некроманта. На самом деле, это было больше похоже на привет из моего мира. Едва ли книги. Переплет напоминал их, но на корешках я не видела никаких названий. Тогда что же это?

Чувствуя, как сердце колотится в волнении и смутном предчувствии, я вытащила одну из неподписанных книг, раскрыла и тихо охнула, осознав, что попало мне в руки.

Это был альбом с фотографиями. Но не вроде тех, что хранились у тети с дядей: с такими «кармашками», в которые вставлялись напечатанные снимки. Здесь фотографии были наклеены на плотные страницы по паре штук, а свободное место украшено надписями, рисунками, засушенными цветами, звездочками и разнообразными наклейками.

Однако не замысловатое оформление привлекло мое внимание настолько, что я совсем забыла о пользе кислорода для человеческого организма, а сами фотографии. Из запечатленных на них людей я узнала только маму. О том, что на руках она держит маленькую меня, догадалась. А вот в лицо мужчины, обнимавшего маму, вглядывалась долго и пытливо, не в силах поверить, что это молодой Колт.

У него еще не было шрама и седой пряди, глаза смеялись, да и сам он широко улыбался, отчего его лицо казалось светлее. На одних фотографиях мы были втроем, на других – только я и мама, на третьих – я и Колт.

Я захлопнула альбом, посмотрела на пять других и нетерпеливо вытащила из шкафа все. Не без труда донесла до дивана и принялась жадно рассматривать содержимое, страницу за страницей. Альбомы стояли в хронологической последовательности: на фотографиях в первом я выглядела совсем крошечной, кажется, даже глаза еще не открывала, а если и открывала, то смотрела непонятно куда. Потом я становилась больше, а мой взгляд – осмысленней. Да и волос на голове постепенно прибавлялось.

Фотографии были любительскими. Их делали на прогулках и дома, во время еды или игры. Общие, наверное, снимал дядя или кто-то еще, но я ни разу в жизни не видела ни одну из них, хотя иногда дядя показывал мне мои детские фотографии. Но на них всегда были только я и мама, иногда он сам и тетя. А здесь на большинстве снимком присутствовал мой отец, которого я едва узнавала в обычной одежде привычного мира.

Не знаю, как долго я зависала над страницами, рассматривая фотографии и читая забавные подписи. Успела пролистать четыре альбома полностью и дойти до середины пятого, когда почувствовала жжение. Но я едва осознала, что это снова раскалился подаренный Ламбертом амулет, и просто вытащила его из-под одежды: через ткань тепло совсем не чувствовалось, а потом и вовсе пропало.

Как открылась и закрылась дверь библиотеки, я не заметила, как и звука приближающихся шагов. Поэтому ощутимо вздрогнула, услышав почти над самым ухом тихий голос Колта:

– Она делала эти альбомы, когда я уходил в свой мир. Говорила, что так легче ждать моего возвращения.

Мысль о том, что меня все-таки застукали, лишь легонько коснулась сознания и исчезла, вытесненная наплывом эмоций, заставлявших сердце отчаянно колотиться, пальцы заметно подрагивать, горло сжиматься, а губы кривиться в улыбке.

– Значит, ты навещал нас? – не отрываясь от разглядывания очередного снимка, уточнила я.

Колт вздохнул, обошел диван и сел рядом со мной, положив руку на спинку и чуть наклонившись, чтобы тоже посмотреть на фото. На нем мне было уже года два: я уверенно стояла на ногах, а мои волосы были собраны в два высоких хвостика.

– При каждой возможности. Но реже, чем мне того хотелось.

– Я этого совсем не помню, – тихо призналась я. – Совершенно. Почему?

– Ты была маленькой.

В тоне Колта мне послышалась улыбка, но я так и не взглянула на него. Лишь коснулась его лица на одной из фотографий, отчаянно напрягая помять.

– О маме у меня хоть что-то сохранилось. Не столько воспоминания, сколько ощущения. А тебя как будто вовсе никогда не было. А ты, оказывается… был. Но я не видела этих фотографий.

– Полагаю, Глеб их тебе не показывал. Если вообще сохранил, – хмыкнул Колт. – Я ему всегда не нравился. И я не могу его за это винить. Если бы к моей сестре раз в несколько месяцев захаживал непонятный иномирянин, я бы его тоже не любил.

– А ты почему не показал? В смысле, когда я сюда приехала. Почему ты их прячешь?

Колт промолчал, но я почувствовала, как он пожал плечами. Лишь через несколько секунд ему наконец удалось сформулировать:

– Это очень сентиментально, ты не находишь? Рассматривать фотографии. Немного не вяжется с моим… образом.

Я нервно рассмеялась. Да уж, было трудно представить, как он сидит здесь в одиночестве, листает страницы, рассматривает снимки, вспоминая, как маленькая я хватала его то за длинные волосы, то за нос.