Он лежал на земле и смотрел на разверзшуюся мощь. В голове звенело. В звоне мелькали обрывки мыслей, воспоминаний. В детском саду его любимая игрушка была не машинка и солдатик, как у других мальчишек, а волчок. Раз-два — завел хорошенько, направил траекторию и смотришь, как волчок весело кружит по полу.

Подростком Матфей открыл для себя балет, там нимфы в пачках, вставали на пуанты, а самое главное, умели кружиться волчком. Впрочем, к балеринам, как и к балету, он вскоре охладел.

В классе у них училась начинающая примадонна — жуткая зазнайка, но Матфей всякими способами старался заслужить ее внимание — балерина же. А потом она куда-то пропала.

Позже выяснилось, что девочку выгнали из балетной школы, потому что у неё стала намечаться большая грудь. Она очень тяжело это переживала, по слухам, даже пыталась покончить с собой. Её родители увезли дочь в другой город, чтобы сменить обстановку и помочь ей оправиться от удара судьбы. После этого любовь Матфея к балету как рукой сняло.

Вихрь грозно застыл. Остатки серости сматывались смерчем, как паутина электрощеткой.

Мир казался почти прежним. Стало свободней дышать. Запах тухлых яиц исчез. Повеяло свежим ветерком. Небо было черным, звездным, с полной луной.

Матфей пару раз глубоко вздохнул. Вставать не хотелось. Он вцепился пятерней в молодую траву и долго вынюхивал запах своих перепачканных зеленью рук.

— Ты так и будешь трупом притворяться? Камон? — раздался над ним голос Ильи.

Было так хорошо, что Матфей даже не стал огрызаться. Нехотя поднялся на ноги, разминая затекшую и подмерзшую тушку. Совсем рядом стояла Варя, глаза у нее поблескивали, и в который раз почудилось, что ему сунули под нос охапку сирени.

«Когда все кончится, — подумал он, — обязательно какой-нибудь куст для нее покалечу».

Вокруг толпились ангелы, вперемежку с демонами, так что уже нельзя было отличить: кто есть кто. Они радостно обнимались, улыбаясь и смеясь, похлопывали друг друга по плечам, выражая респект старому доброму миру.

— Это все? — недоверчиво спросила Аня. — Мы победили?!

— Только, с этой штукой что-то сделать нужно, — глядя на смерч, заметил Илья.

— Агась, нужно только закрыть ящик, — охотно поддакнул стоящий неподалеку Бог. — Иначе Землю тоже туда закрутит и тогдашеньки все зря.

И тут Матфея, как холодной водой окатило — всегда есть подвох. Он чуял, что сейчас как раз самое удачное время для этого самого подвоха — слишком все хорошо сложилось. В такие моменты что-то обязательно должно сравнять чашу весов в пользу всех пессимистов мира.

— Я чет не вижу ни ящика, ни крышки? — напряженно заметил Матфей, всматриваясь в смерч.

И чем больше он туда глядел, тем сильнее в нем назревала тревога и желание бежать в противоположную сторону от этой штуки, которая все ощутимей подминала пространство под себя.

— Шкатулочка-то изнутри захлопывается, — невинно напомнил Бог, как само собой разумеющийся факт. — Такая вот она хитрая ловушка и подчиняется только добровольцам, а ежели не по доброй воле в себя утащит, тогда нипочем закрыть её не удастся. Я ж говорил. Надо уметь слушать, Матюша.

Матфею опять нестерпимо захотелось поколотить старика. Выждал же момент, чтобы напомнить им об этой фигне, как будто специально в ловушку заманивал. Бог не мог не знать, что добровольцами в этот смерч придется идти четверке крайних, потому что кроме них — таких отборных дураков в целом мире больше не сыщется.

Однако, возможно, хватит жертвы кого-то одного из них — они же здесь все сплошь избранные и особенные. Не обязательно же вчетвером туда переться, только для того чтобы закрыть ящик.

Матфею меньше всего жалко было Илью, но если пойдет Илья, то пойдет и Аня, а этого он допустить никак не мог. Отсиживаться в сторонке, пока сомнительная личность рискует стать героем — точно не его путь. Нет, если что-то нужно сделать хорошо — надо делать это самому. Только думать об этом нужно поменьше, чтоб не передумать.

— То есть кто-то должен пожертвовать собой, — дрогнувшим голосом подытожила Варя и, будто испугавшись сказанного, по-детски прикрыла рот ладошкой.

— Боюсь одной жертвы недостаточно, — развел руками старик. — Ету ловушку можно закрыть только многими и многими силами. Например, в прошлый раз Прометею понадобилась воля всего созданного им мира и его самого, чтобы запереть Хаос в этот ящик.

Радость выцветала в унисон с небом, которое старательно стирали с холста жизни, словно скребком или тряпкой, намоченной бензином, вытравливая из него краски. Казалось, даже звезды сдали и подурнели, обратившись в тусклые аппликации самих себя. Луна трусливо спряталась за набежавшую тучу, но вполне могло статься, что у Земли просто больше не было неизменной спутницы всех поэтов — её уже скрутило в ловушку.

Ситуация оказалась хуже не придумать. Зря пыжились, зря надеялись. Как ни играй в героев, итог один — геймовер. Все что они сумели — ненадолго отсрочить свой конец и только. Теперь их сожрет не Хаос, а адова машина для борьбы с Хаосом. Даже народная мудрость: «враг моего врага — мой друг» — обманула своих потомков.

Вот только зачем все это нужно? Зачем они стоят и вновь слушают этого выжившего из ума фальшивого идола? Не лучше ли покончить с этим поскорей — ведь по итогу — страшен не сам конец, а ожидание конца.

Ангелы зашелестели меж собой, зароптали. Из толпы решительно выдвинулся Люцифер, следом за ним, прихрамывая, вышел и Михаил. Выглядел архангел, особенно на фоне пышущего силой и уверенностью дьявольского альбиноса — неважно: левая рука иссохла и повисла плетью, глаза впали, нимб едва горел. Он весь был перепачкан кровью и грязью.

На вопросительный взгляд Ильи, Михаил, пожав плечами, как бы, между прочим, ответил:

— Та деревенька оказалась зараженной. Зомби меня слегка потрепали.

— Ок, — с явно напускным равнодушием кивнул Илья. — Не надо было туда ходить.

— Отчего же? — усмехнулся Михаил, усмешкой Ильи. — Мне было полезно помахать копьем, все лучше, чем сидеть и ждать. Вас долго не было, я б окончательно свихнулся.

Из обрывка этого разговора Матфей понял только одно — отношения отца и сына потеплели. Вот только когда они успели сменить температуру — оставалось загадкой.

— Ты хочешь сказать, что люди опять должны отдать себя в жертву? И что их мир вопреки всему обречен? — возмущенно обратился к Богу Люцифер.

— Люди затем и созданы, — не моргнув и глазом, пожал плечиками старик. — Люди — это оружие против Хаоса. Без борьбы им становится скучно. Однако не бойтесь — в этот раз все обойдется