кажется блаженным, спокойным и будто бы немного пьяным, хотя ничего крепче черного чая не пил. Ян поднимает на меня темные глаза и чуть склоняет голову набок. — Ты никогда не пахнешь ничем.

— Не люблю резкие запахи. У меня обостренное обоняние, на себе я чувствую все духи, химию для белья, даже какие-то легкие фруктовые ароматы раздражают до жути.

— Ты пахнешь моим парфюмом.

Он тянет носом линию выше по моим бедрам, щекочет кожу, намеренно дразнит, улыбаясь, а я закатываю глаза.

— Я это как-нибудь переживу.

Ян ухмыляется и наконец ложится рядом так, что его затылок упирается мне в живот. Я не могу сдержать себя, чтобы не зарыться пальцами в густые темные волосы.

— Меня раздражает твоя челка. — Я ерошу ее и зачесываю наверх, но она непослушно падает обратно на лоб и лезет ему в глаза.

— А меня, что ты прячешь это. — Бессонов резко оборачивается и кусает мое бедро. Я хохочу и притворно возмущаюсь, пока Ян преспокойно укладывается обратно. — Обожаю твою задницу.

Он говорит так легко, когда я вспыхиваю от каждого слова. Никогда не умела принимать комплименты, а его звучат еще и провокационно. Плюс он в это время внимательно изучает мою комнату, отчего у меня потеют ладошки, и частит пульс. Я убиралась наспех и теперь вижу все огрехи: из комода торчит лямка бюстгальтера, книги расставлены не по порядку, а на полке рассыпался сухоцвет — видимо, задела букет, когда судорожно вытирала пыль.

— Нравятся цветы? — Ян явно прослеживает мой взгляд, не догадываясь о том, что творится у меня в голове.

— Не сказала бы, но внимание, когда их дарят, всегда приятно.

Он после каждой моей фразы будет выдавать фирменную усмешку? Потому что из-за нее у меня невольно сокращаются мышцы между ног.

Боже, дай мне сил. И выдержки.

Ян изучает обстановку вокруг. Очень простую, между прочим, еще более простую, чем у него в комнате — я тоже не люблю лишний хлам и обожаю спокойные тона. Он молчит и не делает резких движений, но это все равно кажется мне до безумия странным, потому что в моей спальне прежде не бывали парни. Ни один из них. Как-то так сложилось. Это место всегда было для меня маленькой крепостью, где я защищена от всех бед.

— Двадцать пятое и двадцать девятое июня… что отмечено на календаре? — спрашивает, потирая челюсть, где выступил небольшой синяк, о происхождении которого я не спрашивала, но догадываюсь.

— Последний экзамен и мой день рождения.

— М-м, значит, ты рак? — и снова уголки его губ ползут вверх.

— А ты увлекаешься астрологией?

— Нет, но подумал о том, что раком ты должна смотреться отменно.

— Ужас, — прыскаю я, потому что он невозможен! — Так ты поэтому король душа? Потому что водолей?

Я смеюсь собственной шутке, не замечая, что Бессонов внимательно вглядывается в мое лицо. И только теперь соображаю, что немного спалилась, но есть ли смысл скрываться после моих признаний?

— Я знаю, когда твой день рождения, если ты об этом. Еще с детства.

Пожимаю плечами, а Ян молчит некоторое время, будто сканирует мой мозг или подбирает шифр к остальным секретам. Ну выглядит очень сосредоточенным. Потом также без слов тянется к карману и закидывает в рот леденцы. Сегодня кофейные. И пока я не успела впасть в уныние, размечтавшись, что когда-нибудь смогу просто взять и поцеловать Бессонова сама и без повода, лезу к нему с новыми вопросами.

— Почему ты полируешь машины, если можешь этого не делать? — Ян задирает брови, вроде бы не понимает вопроса. Притворщик. — С деньгами твоего папы ты можешь вообще не работать.

— Могу, — чеканит без каких-либо эмоций, — но все равно полирую.

— И ты не ответил… — хочу возмутиться я, а Ян меня перебивает.

— Тот же вопрос к тебе. С новым отчимом ты…

— Он мне не отчим.

— Хорошо. С новым папочкой ты могла бы тоже прохлаждать булки, но вместо этого пашешь по ночам в злачных клубах.

— Уже доложили? — почему-то не могу сдержать улыбки.

— Конечно, — кивает мне.

— Тогда один-один.

Ян в ответ плавно скользит пальцами по линии бедер к моему животу, цепляет майку за край и задирает все выше, а я невольно сжимаюсь от его касаний. Не уверена, что готова к продолжению. Секс мне понравился, но между ног все еще саднит, и чувствую я себя неловко. Может, из-за яркой лампы.

— Откуда они? — задает вопрос, от которого я теряюсь, потому что совсем не ожидаю его услышать. Только спустя несколько секунд я понимаю, что Ян не собирается настаивать на чем-то большем, он всего лишь гладит мои застарелые шрамы.

— Обожглась, когда устроила вечеринку при свечах и на маминых каблуках плясала возле зеркала. Пыталась представить себя красоткой, которую все любят.

— Тебе не нужно это представлять, — Бессонов чуть сжимает пальцы на моем боку, кажется, случайно и бесконтрольно, — ты очень красивая. Плевать на всех.

Должно быть, я краснею, потому что Бессонов остается очень доволен произведенным эффектом.

— Как Наташа? — я не назло спрашиваю о ней, просто боялась спросить до этого. Уже несколько дней я не получаю новостей из больницы, так как сиделка, с которой я сумела подружиться, болеет, и ее подменяет кто-то другой. А сама я так и не решаюсь сунуться туда, чтобы не испортить выстраданное хрупкое перемирие с Яном.

— Собирался как раз к ней сегодня, — он не отвечает прямо, значит, без изменений. — Как стихнет погода, заеду сразу.

И я не жду, что Ян так просто продолжит диалог. Тем более поинтересуется делами моего папы. Вообще. Точно нет. Ни в одном самом фантастическом сценарии не вижу этих реплик, которые он произносит. Но он заговаривает, и у меня от его слов сердце пропускает удар.

— Когда ты собираешься в больничку? — И по его напряженному голосу я прекрасно понимаю, что речь уже не о Наташе.

— На выходных. В воскресенье, — запинаюсь я от растерянности. — Врач говорит, что можно. Мне надо. Я хотела бы, но… боюсь, если честно, — последнее я еле слышно шепчу.

Потому что правда очень боюсь встречаться с папой, боюсь, что между нами все безвозвратно изменится, боюсь даже думать об этом после всего. И особенно боюсь того,