Я схожу с ума? Кто вообще знает, что происходит с медиаторами со временем? Что, если герр доктор проверяет не только к какому количеству людей я могу подключиться, но и сколько вообще времени выдержу?

Затылок начал болеть.

Как там говорил Карим — исследования определят будущее наших вооруженных сил? Но им же наверняка нужно знать обо всех последствиях, обо всех рисках, прежде чем расширять программу. И чем быстрее все эти последствия наступят, тем, получается, лучше.

Что, если совсем скоро я вслед за той девчонкой стану серым туманом?..

Я шагала, сама не замечая, все быстрее и быстрее, и едва не упала, неожиданно влетев в воду. Остров кончился.

Давно уже наступили светлые северные сумерки, в спокойной воде отражались редкие звезды. Вдоль горизонта словно провели маркером желто-рыжую полосу. Вдалеке я видела огоньки — то ли лодка, то ли соседний остров.

Опустивший на корточки, я погладила мокрые камни и скользкие водоросли, дотронулась до воды. Она оказалась ледяной, но неожиданно от этого мокрого холода мне стало легче.

Не успев ни о чем подумать, я скинула ботинки и носки, стянула и бросила на землю куртку, майку и штаны, сверху положила нижнее белье и вошла в воду.

Ноги тут же свело, но я не продолжила идти. Шаг, другой — и вот я уже по пояс в ледяной воде, еще шаг — от холода перехватило дыхание. Я погрузилась по плечи, и сердце едва не остановилось.

Но мне определенно становилось лучше.

— Я вода, — сказала я вслух, сжала зубы и окунулась с головой.

Плавать я не умела. Я просто зависла посреди темноты, в ушах шумело, холод постепенно уходил, и не было ни «Мадженты», ни доктора Ланге, ни Рейниса с его ментальными лезвиями, ни страха, не было ничего, только я и вода, и мне было хорошо — пока вдруг какая-то сила не рванула меня вверх.

От неожиданности я закричала и сразу наглоталась воды. Но тут сработали рефлексы, вколоченные в меня сержантом Дале на дополнительных занятиях, и, развернувшись, я резко выбросила кулак вперед и вверх.

Мой кулак врезался в чей-то нос, человек отпрянул, выпустив меня, и с некоторым удивлением я увидела перед собой полностью одетого мокрого Петера.

— Ты что творишь?! — возмутилась я, пытаясь откашляться.

— Я думал, ты тонешь, — сказал он.

— Ты ненормальный? — я вырвалась из его рук и медленно побрела к берегу.

Судя по звуку, Петер пошел следом.

— Ты долго была под водой.

— А ты что, за мной следил? Я, блин, медиатор. Мне надо всякую чушь делать. Чтобы не было дери… лизации, понял? Если увидишь, как я сосновые иголки жру, будешь их у меня изо рта доставать?!

— Прости, — сказал Петер, помолчав.

Я наконец выбралась на берег, вытерлась футболкой и принялась натягивать одежду. Меня колотила крупная дрожь. Петер стоял, отвернувшись и глядя на огоньки на горизонте. Его тоже трясло. Камни под его ногами стали темными и блестящими.

Кинулся меня спасать, надо же. Даже ботинки не снял.

— Я испугалась, — сказала я. — Думала, что схожу с ума. Мне нужны были очень сильные ощущения, чтобы это перебить. Да повернись уже, что я с твоей спиной разговариваю? Я обычно разное делаю, чтобы придти в себя. Но в этот раз ничего не помогало. И я подумала… Знаешь, я ведь ее видела, — сказала я шепотом.

— Кого? — спросил Петер.

Он так и стоял ко мне спиной.

Здесь не было камер, и даже если мой трекер передает информацию — прямо сейчас меня вряд ли кто-то слушает.

— Ту девушку. Медиатора. Которая была до меня и Эрики.

Теперь Петер резко обернулся и посмотрел на меня.

— Нет, — покачал он головой. — Зачем ты так? Я же знаю, что она… Что ее нет в живых.

— С чего ты это взял?

— Я знаю.

— Поверь, она жива. Лежит в желтой зоне, с трубкой во рту и заклеенными глазами. Но она все еще медиатор. И очень сильный. Она все время пытается связаться с кем-то.

Петер, кажется, сделал всего один шаг, но оказался очень близко ко мне.

— Откуда ты это узнала?

— Я там была. Случайно. Это было в тот день, когда… Ну, на полигоне, помнишь? Потом, вечером, мне стало плохо, я пошла за помощью в желтую зону и спустилась ниже, чем надо было. Я чувствовала, что она там. Чувствовала ее присутствие. Но, знаешь… Это было очень страшно. Она была как серый туман, который тянется к тебе, тянется… Я сбежала. Я не знаю, чего она хотела, но я уверена — она все еще пытается что-то сделать. Кого-то зовет.

Я не видела лицо Петера в темноте, но слышала его дыхание.

— А сегодня я испугалась, что еще немного — и я стану как она. Я же не знаю, что происходит с медиаторами. Может, от меня ничего не останется. Только серый туман, который растекается по коридорам желтой зоны. Я тоже буду вот так лежать и звать хоть кого-нибудь, а никто не придет. Поэтому я полезла в воду.

Петер вдруг обнял меня, притянул к себе, и я удивилась, но в следующую секунду поняла, что он обнимает не меня. Для него на моем месте сейчас Ива.

— С тобой этого не произойдет, — сказал он тихо.

— Откуда тебе знать?

— Потому что это… Это не из-за экспериментов.

— Тогда из-за чего? Слушай, расскажи мне, я тебя очень прошу! Мне страшно, понимаешь? Каждый раз, когда мне вкалывают стимулятор, я боюсь, что уже не очнусь. Если ты знаешь, почему с ней это случилось, пожалуйста, скажи мне!

Петер молчал, и я тоже. Все, что я могла сказать ему, я уже сказала. Теперь он либо расскажет мне правду про Иву, либо этот разговор продолжать бесполезно.

Моя одежда пропиталась водой. Мы оба дрожали от холода. Нужно было возвращаться в лагерь. Я готова была признать свое поражение, как вдруг Петер отстранился и спросил:

— Ты когда-нибудь слышала про заброшенный город, который называется Вессем?

Глава 14

Ни у кого из них не было семьи. Петер рос в детском доме в Озерувице, Андрюс — в Нова-Ветке, Райнгольд — в Адарме, Ива — в Тополячеке. Они познакомились уже на военной базе, уже после того, как согласились участвовать в эксперименте и подписали все необходимые бумаги, после того, как были проведены первые операции.

Райнгольд пострадал сильнее всех. Он был самым старшим, работал со взрывчаткой уже три года, и в его характеристике были слова «серьезный» и «внимательный», когда он