За три года терапии Ли научилась многому, но кроме прочего – теперь она умела безошибочно распознавать на улице людей, нуждающихся в помощи. Подъезжая к дому Тесея, она все чаще замечала парней или девушек, стоящих на тротуаре, через дорогу, разглядывающих торчащую из крыши яхту, читающих что-то с экранов смартфонов, словно сверяющих адрес. Человека с культовым опытом – или сбежавшего из культа, – легко опознать по внешнему виду: болезненная худоба и бледность – главные признаки; все жертвы культов сталкиваются с нарушениями в первую очередь сна и питания. Ли хорошо помнила, как почти сразу после переезда в Колумбию у нее начались проблемы с желудком; из-за постоянного стресса и страха не угодить Гарину у нее – как и у всех его студентов – быстро пропал аппетит, и она целыми днями питалась в основном бананами: три штуки в день, на завтрак, обед и ужин, потому что Гарин сказал, что «банан – это идеальная еда, и в нем есть все необходимое организму, особенно калий» – за полтора года изматывающей банановой диеты и черного кофе на завтрак она заработала язву и так исхудала, усохла, что пришлось купить новый ремень, а потом и вовсе проделать в нем пару новых дырок, потому что джинсы на ней просто не держались. Тогда – в прошлой жизни – ей казалось, что это красиво; Гарин хвалил ее ключицы и талию, и она была польщена его вниманием. Теперь она смотрела на проходящих реабилитацию девушек и парней, похожих на героиновых наркоманов – впавшие щеки, мешки под глазами, – и вспоминала себя. Последние два года она старательно следила за питанием, вылечила гастрит и даже набрала вес – с болезненных 45 до разумных при ее росте 56 кг – и теперь чувствовала себя нормально и, глядя на старые, вручную проделанные дырки в кожаном ремне, не могла поверить, что когда-то могла застегнуть его на крайнюю дырку.

* * *

– Марта?

– М-м?

– Давно хотела спросить: а почему он так называется – «дом Тесея»?

Марта рассмеялась.

– Когда я только его выкупила, он был ветхий, как черт знает что. Термиты, плесень. Идешь по коридору, а у тебя половицы под ногами трещат, вот-вот провалишься. Я год отсюда не вылезала, наняла рабочих, они сменили почти все – паркет, балки, перекрытия. Мы постоянно шутили про корабль Тесея. Слышала о нем? Когда Тесей убил Минотавра и вернулся в Афины, его корабль стал национальным достоянием, символом победы над тиранией бычьей головы. Проблема была в том, что корабль был деревянный, время его не щадило, его то и дело приходилось латать, менять старые, подгнившие доски на новые. И так среди философов возник спор, они пытались ответить на вопрос: если постепенно менять в корабле доски, то рано или поздно в нем уже не останется ни одной доски из тех, что путешествовали вместе с Тесеем на Крит, а если так, то можно ли утверждать, что это тот же корабль? Кроме того, есть еще один вопрос: в случае постройки из старых досок второго корабля какой из них будет настоящим? Пока мы ремонтировали дом, я все чаще думала об этом парадоксе, и так, в общем, и повелось: мы стали называть его «дом Тесея»; потому что от старого, «ветхого» в нем почти ничего не осталось – только место, память и торчащая из крыши яхта. И тем не менее – это все еще тот самый дом, в котором случилась бойня. Мне кажется, неплохая метафора того, чем я здесь занимаюсь.

Ли улыбнулась – ей понравилась эта история. Она еще немного помялась на пороге, набралась смелости и спросила у Марты, нет ли у них вакансий. Марта посмотрела на нее поверх очков.

– Вакансий?

– Ну да. Я хотела бы как-то, ну, помогать, – сказала Ли. – Волонтером там, или еще чего. Мне кажется, я могу быть полезной.

Марта сложила руки в замок и оперлась на них подбородком, разглядывала Ли так, словно пыталась сообразить, куда же ее пристроить.

– Ты разбираешься в компьютерах?

– Н-н-нет, не очень.

– Жаль, но тем не менее обратись к Джун. Она сейчас занимается нашим досье, и ей точно нужна помощь.

* * *

Джун завела Ли в кабинет, где вдоль стен стояли ряды металлических картотечных шкафчиков, высоких, почти до потолка. В середине комнаты был стол, на нем – два новых компьютера.

– Мы закупили новую технику и теперь потихоньку оцифровываем досье, – она включила компьютер и жестом предложила Ли сесть за стол. – Я только начала, так что работы еще много.

С тех пор Ли приезжала в дом Тесея почти каждый вечер после работы, – она устроилась кассиром в круглосуточный супермаркет, чтобы хоть как-то оплачивать счета и не сидеть на шее у матери, – и несколько часов подряд перегоняла данные с бумаги в цифру.

Главное, что ее поразило, количество: все эти шкафчики вдоль стен были забиты информацией о лидерах сект – Марта и Джун уже больше десяти лет вели учет всех возможных пророков, Иисусов, Будд, Заратустр и прочих манипуляторов на территории Северной Каролины и нескольких соседних штатов, и Джун меж тем продолжала работу над докторской, посвященной культам, и разрабатывала новые методики терапии, адаптации и возврата жертв к нормальной жизни.

– Я и не думала, что их так много, – сказала Ли однажды, перебирая шкафчик D – F. – Сколько их здесь?

– Около полутора тысяч, – сказала Джун, не отвлекаясь от компьютера.

– Господи. Полторы тысячи культов?

– Это не все. Только те, кого нам удалось найти и нанести на карту. Всего, по самым скромным подсчетам, в США сейчас действуют не меньше 6000 культов.

Ли указала пальцем шкафчик G – I.

– А он там есть?

Джун, разумеется, поняла, кто «он», и кивнула.

– Можно я посмотрю?

– Валяй.

Ли открыла шкафчик, перебрала несколько папок и нашла фамилию Garin. Папка была совсем тонкая, всего несколько страниц, и одна из них – о ней самой. Никакого подробного досье на Гарина у них не было, только общеизвестные факты, ссылки на газетные статьи, хронология суда над ним, а затем запись о его исчезновении.

– Мы внесли его в список ПОЛК как раз в 99-м, когда его история попала в газеты, – сказала Джун.

– ПОЛК?

– Да, это я так наше досье называю. «Потенциально опасный лидер культа». Не знаю, станет ли тебе от этого легче, но нам точно известно, что в конце 99 года Гарин покинул Штаты.

Ли прислушалась к своим ощущениям: да, ей стало чуть-чуть полегче. Теперь она хотя бы знает, что не нарвется на него на улице.

– А куда он уехал?

– В Россию. В США больше не возвращался. Если бы вернулся, мне бы сообщили. Что касается его прошлого, то здесь, к сожалению, у нас не очень много данных. Я нанимала частного детектива, чтобы составить профайл, но Гарин, как оказалось, очень хорош в заметании следов. Из документов нашли только свидетельство о рождении и аттестаты: его мать была дочерью советского дипломата, – и, собственно, поэтому он и укатил в Россию, кажется, она оставила ему какое-то наследство; земельный участок и дом, что-то такое. Его отец был миссионером, поэтому учился Гарин в католической школе. Уже тогда проявлял задатки лидера и манипулятора. Пошел по стопам отца и уже в 18 отправился в первую экспедицию – нести, так сказать, слово Божье на микронезийские острова, учить языки аборигенов и впаривать им Евангелие. Именно там он встретил группу антропологов из Миссурийского университета, во главе с Джоном Теннантом. Гарин произвел на профессора такое сильное впечатление, что уже через год стал его студентом, через пять – защитил диплом, через девять – докторскую, а еще через год – Теннанта обвинили в коррупции, превышении полномочий и выперли с позором. Никаких доказательств нет, но говорят, что «уход» учителя подстроил Гарин.