вышли на улицы с требованием политической реформы. В марте 1848 года эти объединенные силы вынудили князя Меттерниха бежать в Лондон и прогнали австрийского императора Фердинанда из Вены{389}.

В Берлине прусский король Фридрих Вильгельм IV с горечью наблюдал, как льется кровь у него на дворцовой лужайке. Он запоздало и в отчаянии предложил конституционные уступки революционерам, но был лишь посажен под домашний арест и увидел, как его правительство оказывается в цепких либеральных руках. По указанию мятежников он одобрил майские выборы нового национального парламента. В эти месяцы будущий германский канцлер Отто фон Бисмарк сделал свой политический дебют, решительно выступив на стороне особ королевской крови{390}.

18 мая 1848 года национальный парламент встретился в церкви Святого Павла во Франкфурте, чтобы решить вопрос отношения к монархии, определить основные права германского народа и определить государства-участников новой Германской Империи. Эти дебаты продолжались во Франкфурте до мая 1849 года, после чего погасли, не успев разгореться, среди остатков парламента в Штутгарте в июне{391}. Делегаты прибыли со всех районов Германии и представляли срез общества среднего класса и профессий. Имелось 649 мест, хотя фактически было избрано меньше депутатов. За одним исключением, на одной сессии появлялось не более 450 человек. Подавляющее большинство составляли образованные гражданские служащие и ученые, более 600 имели университетские дипломы, 80 процентов из них — по правоведению, — и все были обязаны государству своей работой{392}.

Эти факторы могут объяснить перемежающиеся смелость и нерешительность Собрания. В дополнение к въевшейся германской вере как в свободу личности, так и государственную власть, у делегатов также имелись личные причины не перебарщивать. Отражая ту эпоху, количество представителей от других классов было минимальным. Беднейшая часть среднего класса едва ли вообще была представлена, и среди делегатов не оказалось ни одного посланца рабочего класса. Тем не менее, если либеральная, образованная Германия и доминировала во Франкфуртском Национальном Собрании, то депутаты не забыли ни про социальное, ни про политическое благополучие всего населения в законах, за которые голосовали.

Объявляя себя суверенным голосом германского народа, с политической властью, превосходящей власть любого государства-участника, Собрание стало временной центральной властью, или официальным национальным правительством. Оно взяло на себя командование армией и право определять политику страны в отношении войны и мира. Собрание намеревалось править в тандеме с временным имперским регентом, или исполнительным лицом, обладавшим властью командовать армией и назначать государственных министров от имени Собрания. Несмотря на очень высокий титул и уступку исполнительной власти, регент фактически являлся низшим партнером в новой конституционной монархии.

Изначально политической целью была самая крупная из возможных германская конфедерация, включая говорящие на немецком языке австрийские земли, под правлением регента из Габсбургов. Эту честь отдали эрцгерцогу Иоганну австрийскому. Но до того как Австрия сможет присоединиться и вести «большую Германию», Собрание потребовало от нее отделить негерманские земли Австро-Венгерской Империи, что австрийцы отказались сделать. Даже если бы они и хотели, все еще имелись веские основания для противостояния большей Германской конфедерации. Хотя она и обещала большее жилище, с семьюдесятью миллионами немцев, насколько плотно может быть заселен этот шатер? Больше всего Собрание хотело добиться неприступного и неуязвимого германского государства, а этому препятствовало присутствие Австрии, дающее о себе знать. Со своей негерманской Империей или без нее, предводительство австрийских Габсбургов означало продолжающееся австро-прусское соперничество за гегемонию. Недавняя история этого соперничества уже привела к разделу и бедствиям. В марте 1849 года большинство делегатов Собрания высказались за меньшую и более сплоченную Германию под прусскими Гогенцоллернами в лице Фридриха Вильгельма IV{393}.

Как и в случае предыдущих германских союзов и конфедераций, успех зависел от признания великими европейскими державами. А оно наступало медленно и робко, если вообще происходило. Эти державы не желали видеть Германию объединенной, как и усиление ее военной и экономической мощи. Только Соединенные Штаты Америки признали Собрание официальным правительством Германии. Даже более обескураживающим и приводящим в уныние было молчание крупнейших германских держав — Австрии, Пруссии, Баварии и Ганновера. Ни одна из которых не желала признавать имперскую конституцию, как стоящую над их собственными{394}. Многие главы государств Германии считали, что Франкфуртское Национальное Собрание — это, скорее, Вавилонская башня, чем какой-либо призывный клич к нации. Крупные германские государства, с большой поддержкой населения отвергли взятие на себя Собранием высшей военной власти. Поэтому даже когда новое национальное правительство готовилось занимать места, его самые сильные составляющие считали что это «пароход без пара», имеющий малую вероятность пережить беспокойные европейские воды, а значит, его лучше оставить в сухом доке… Что и было обеспечено весной 1849 года.

Основные права

В декабре 1848 года Франкфуртское Национальное Собрание зафиксировало продолжающееся несколько десятилетий движение за свободу в законе об основных правах, состоявшем из четырнадцати статей. Законом отменялось аграрное крепостное право, и этот сборник статей, охватывающий несколько сфер и защищающий личные, политические права и право собственности, был назван, несколько преувеличенно, «окончанием Средних веков в Германии»{395}. Преувеличено, поскольку многое из того, что являлось «средневековым», закончилось в более ранние столетия. Но и ликвидация крепостного права не оказалась ни строго принципиальной, ни окончательной и бесповоротной, как предполагает само слово «отмена». Землевладельцы-аристократы получили крупные компенсации за освобождение своих крестьян, но в то время как свобода последних была немалым достижением, новое классовое общество, которое заменило предыдущее, получилось почти таким же расслоенным и суровым, как поместное, от которого немцы пытались уйти, начиная со Средних веков. Процветающее аграрное и промышленное общество продолжало противостоять большим количествам зависимых рабочих, стоявшим близко к низам или в самом низу общества. Это были массы несчастных, которые создавали новые возможности для революционных политических партий. В реальных социальных и экономических терминах Средние века не закончились в Германии в 1848-49 годах, они просто переехали в пригороды и города{396}.

В соответствии с французским Просвещением и наполеоновской революцией, закон об основных правах разделил Церковь (каноническое право) и государство (светское право). Прецеденты подобного существовали уже в эпоху Реформации. Однако в отличие от Франкфуртского Национального Собрания, которое позволило гражданам выбирать местных священнослужителей, как они выбирали членов парламента, секуляризированная религия Реформации никогда не рассматривала полностью секуляризированного государства{397}. Также в отличие от Европы периода пост-Просвещения, правители и духовенство в более ранние столетия возводили свою соответствующую власть к одним и тем же божественному источнику и санкции. Они делались партнерами в гражданско-религиозном сотрудничестве, а не соперниками в ничего не дающей конкуренции церковь — государство.

Учитывая долгую