— Души нет у зверя, — девушка в длинной юбке и белой блузе, строгая, как учительница, посмотрела покровительственно на девочек. — Душа только человеку дана.

— Почему у человека есть душа, а у зверя нет? — спросила Оля.

Бабушка, словно защищая детей, загораживала их от незнакомых, чужих людей:

— С незнакомыми не разговаривайте.

— Я хочу увидеть своими глазами динозавра, — дёрнул Егор сестру за пояс.

Бант развязался. Оля хотела заплакать, но вспомнила, что она старше брата, и сдержалась.

Бабушка завязала бант и вывела внуков из зоопарка на просторные шумные улицы.

— Воробей! — вскрикнул Егорка радостно.

А внучка закружилась так, что пышная юбка, нижние оборки и рюши превратились в весёлую юлу.

Бабушка улыбалась: дети радовались тому, что воробьи живут, где хотят.

…Вечером перед сном мама спросила Олю:

— Как называются по-английски звери?

— Манки. A monkey.

— И всё?

— Меньше знаешь, лучше спишь.

— Да ты, как я погляжу, совсем взрослая.

— Я фильм делаю «Весёлый зоопарк». Смотри! Слон, турако, мышка… Пума. Нет. Она злая, — и нажала пальчиком на Delete. — Пумы нет. И к «манке» мы не успели.

— Вот теперь у тебя зоопарк неполный, и кино ненастоящее. Пума не динозавр. Не торопись. Десять раз подумай, а один раз удали.

«А почему без пумы кино у меня ненастоящее?» — думала Оля, засыпая.

На следующее воскресенье дети уговорили Любовь Александровну сходить в зоопарк ещё раз. И были очень важные причины: в прошлое воскресенье Оля не сфотографировала обезьян, а Егор не нашёл динозавра. А соседка Вика ходила с малышами за компанию. Бабушка внуков любила и часто позволяла им делать то, что им хочется. Так они вырастут сильнее и будут уважать себя и стремиться к своим желаниям.

Звуки виолончели поднимались из подземного перехода. Но сейчас детей больше волновали звуки из зоопарка.

И вот они в зоопарке. Кисло-сладко пахнет зверями, смешались голоса лесные.

— Почему у одного льва есть грива, а у второго нет? — взволнованно рассматривала семилетняя Оля большого зверя.

— Линяет! — пошутил мужчина в очках.

— Чем гуще грива, тем больше власти, — объясняла бабушка с улыбкой. — До шести месяцев он просто львёнок без власти в прайде.

— Кошка с гривой! Это атмосферно! — засмеялась соседка Вика, поправляя свои волосы, как гриву. Ей уже одиннадцать, и ей не всё равно, как она выглядит.

— Грива — это красиво, как борода у дедушки. Лев — царь зверей, какой ты большой и сильный! — присвистнул Егор.

— Царь он, пока не проснётся львица-царица, — засмеялась Вика. — Не свисти, конфет не будет.

— И грива защищает шею. А дедушкина борода от кого его защищает? — бабушка улыбалась, весёлое настроение детей передалось и ей.

— Бывает грива у львиц-мам? — спросила Оля.

— Редко. Это ошибка природы. Самки с гривой не котятся, не рожают себе львят.

Вдруг в зоопарке раздался вой.

— Волк? — остановилась Вика.

— Вернёмся к нашим козам! Или к нашим баранам! Вернемся к трем украденным козам. Так говорил адвокат Марк Валерий Марциал в I веке.

— Бабушка, зачем так далеко телепортироваться, в I век?

— «Фарс об адвокате Пьере Патлене», это о том, как во Франции пастух и суконщик пришли в суд. Древняя история, а всё время повторяется.

Сестра спрятала смартфон в сумочку.

— Пошли! — тянула она за руку Егора. — Или я толкну тебя к волку.

— Ты! Меня! Толкни, поп-л-лобуй! Я не т-л-лус. Я буду делать, что я хочу!

— А хотелка не сломается?

Бабушка грубости не любила:

— Где и кто так говорит?

— Вовочка. С нашего двора.

— Лев собрал всех зверей на поляне в Африке, — бабушка перебивала грубости детей, рассказывая что-нибудь весёлое или интересное, — и говорит лев: «Пора обедать. Съедим труса». Заяц прыгнул в кусты и кричит: «Лису в обиду не дам!»

Егор обиделся, он уже слышал этот анекдот, первый раз он смеялся, а теперь почему-то было обидно, как будто про него.

— Дети, не ссорьтесь, а то вы меня доведёте до белого каления.

— До чего? До белого камня? — Егорка пожал плечами. — Хол-л-ошо, пошли туда, к камню.

Вдруг опять раздался дикий вой.

— Волк? — переглянулись дети.

— Волк.

Пошли гуськом: Вика старшая, за ней Оля и в хвосте Егор.

— Когда плавили металл, говорили: «Я сталь варю», — бабушка рассказывала о своём детстве. — Сталь плавили в сталелитейном цехе. Сначала металл становился красным, потом желтым. И когда он становился белым, то начинал плавиться и постепенно превращался в жидкость. Потеря контроля человека над своими эмоциями — доведение его до белого каления — это плохой результат.

— Вот как Вика доводит меня до белого каления!

— Не раскаляйся, ты не металл. Бабушке расскажу, что у тебя, — шепнула она брату.

— Не расскажешь.

— Заговорщики вы или сплетники? Не умничайте, и у стен есть уши.

— Где?

— «Итак, стена, и у тебя есть уши» писал Лопе де Вега в «Валесианской вдове». В стены вставляли трубы: подслушивать. «Нет уж, я лучше помолчу, а то ведь и у стен бывают уши». Мы же смотрели «Дон Кихота».

— Бабушка, я есть хочу, — Егорка потянул бабушку за руку.

— Что, сосёт под ложечкой?

— Я игнорирую голод! — важно сказала Вика. — Мне надо худеть.

— Гипоталамус выдаёт гормон голода — грелин. Его выбрасывает желудок в кровь. Но мы можем управлять своими гормонами голода. Потерпи.

— Гиппопотам? — Егорка громко засмеялся. — Всё больше у меня этого грелина.

Бабушка повела внуков в детское кафе.

— Зачем ты солишь ананас? — Оля спросила Вику.

— Будет слаще, — загадочно сказала Вика. — Не было ни банана, да вдруг — ананас!

— Слаще будет от соли? — удивился и Егорка.

— Фермент бромелайт расщепляет белки, — кивнула головой умная бабушка. — Соль нейтрализует кислоту, например, лимонную. Мне моя бабушка рассказывала, когда я была как вы,