Быть может, богатство, накопленное мною на пути к тому, кем я стал, было одной из тех вещей, что сделали меня таким, каким я стал – то есть в чем-то параноиком. Хотя нет.

Слишком просто.

Я мог бы оправдать сомнения, гложущие меня каждый раз, когда я покидаю Покой, именно этой причиной. После чего мог бы, развернувшись на сто восемьдесят градусов, оправдать и ее, сказав, что, когда у тебя действительно есть враги, это никакая не паранойя. А враги у меня есть, и в том числе поэтому я обустроил все так, что могу, оставаясь на Покое в полном одиночестве, противостоять любому человеку или правительству, решившему меня захватить. Им придется меня убить, а это окажется весьма дорогой затеей, потому что потребует уничтожения всей планеты. И даже на этот случай у меня есть выход, который, как мне кажется, может сработать, хотя в полевых условиях мне его опробовать еще не доводилось.

Нет, настоящая причина моих сомнений – это самый обычный страх гибели и небытия, знакомый всем людям, но увеличенный многократно – хотя однажды я видел отблеск света, который не могу объяснить… Забудем. Из тех, кто вышел на сцену в двадцатом веке, до нынешнего, тридцать второго, добрались лишь я да еще, может, несколько секвой. Не обладая свойственной царству растений пассивностью, я в конце концов усвоил, что чем дольше ты живешь, тем сильнее тобой завладевает ощущение смертности. Как следствие, стремление выжить – о котором я когда-то думал исключительно в дарвиновском контексте, как о времяпрепровождении для низших классов и филумов – грозит превратиться в одержимость. Нынешние джунгли куда коварнее тех, что были во времена моей юности; в них есть что-то около полутора тысяч населенных планет – каждая со своими способами убийства людей, способами, которые очень легко экспортировать, когда перемещение между мирами почти не отнимает у тебя времени; есть семнадцать других разумных видов, четыре из которых, по моему мнению, гораздо умнее человека, а семь или восемь столь же глупы, – каждый со своими способами убийства людей; есть орды прислуживающих нам машин, столь же бесчисленных и вездесущих, как автомобили моего детства, – каждая со своими способами убийства людей; есть новые болезни, новое оружие, новые яды и новые жестокие хищники, новые объекты ненависти, алчности, похоти и одержимости, – каждые со своими способами убийства людей; и есть множество, множество, множество новых мест, где можно умереть. Многие из этих вещей я видел и встречал, а поскольку профессия моя довольно необычна, в галактике можно насчитать всего двадцать шесть индивидуумов, знающих о них больше моего.

И поэтому я боюсь, хотя прямо сейчас в меня никто не стреляет, как стреляли за пару недель до того, как я был отправлен в Японию для отдыха и восстановления и нашел там Токийский залив – ну, скажем, тысячу двести лет назад. Это довольно близко. Это жизнь.

Я оставил дом под покровом предрассветной ночи, намеренно ни с кем не попрощавшись, потому что мне кажется, что я должен себя вести именно так. Я, однако, помахал в ответ смутной тени в здании контроля, помахавшей мне, когда я припарковал свой электрокар и двинулся через поле. Но для нее я тоже был смутной тенью. Я подошел к доку, где припала к земле «Модель Т», взошел на борт, оставил багаж и потратил полчаса на проверку систем. Потом вышел наружу осмотреть фазовые излучатели. И зажег сигарету.

Небо на востоке было желтым. От темных западных гор донесся громовой раскат. Над головой у меня проплывали облака; звезды все еще цеплялись за выцветший плащ неба, напоминая уже не конфетти, а капли росы.

В кои-то веки этого не произойдет, решил я.

Запели птицы, подошедшая серая кошка потерлась о мою ногу, а потом ушла туда, где звучали трели.

Ветерок переменился и дул теперь с юга, отфильтрованный лесом, начинавшимся у дальнего конца поля. Он приносил с собой влажные утренние запахи жизни и роста.

Когда я затянулся в последний раз, небо было розовым, а когда я повернулся и погасил сигарету, горы словно дрожали в своем сиянии. Большая синяя птица подлетела и приземлилась мне на плечо. Я погладил ее оперение и велел лететь дальше.

А потом сделал шаг к кораблю…

И споткнулся, ударившись пальцем о выступающий болт доклевеллера. Мне удалось уцепиться за стойку и уберечься от окончательного падения. Я приземлился на одно колено и не успел еще подняться, как маленький черный медвежонок принялся облизывать мне лицо. Я почесал его за ушами, погладил по голове и, поднимаясь, шлепнул по заду. Он развернулся и побрел к лесу.

Я собрался было сделать следующий шаг, но тут заметил, что мой рукав зацепился там, где стойка, за которую я ухватился, пересекалась с другой.

К тому моменту, как я высвободился, на плече у меня сидела еще одна птица, и целая темная туча их летела через поле от леса, громко хлопая крыльями. За шумом их криков я расслышал новый раскат грома.

Это происходило.

Я бросился к кораблю и чуть не споткнулся о зеленую крольчиху, сидевшую на задних лапах возле люка – нос подергивается, близорукие розовые глазки смотрят на меня. Большая стеклянная змея ползла ко мне через док, прозрачная и сверкающая.

Я забыл пригнуться, ударился головой о верхнюю пластину люка и отшатнулся. Меня тут же ухватила за щиколотку обезьянка со светлой шерстью и подмигнула мне голубым глазом.

Мне оставалось только потрепать ее по голове и аккуратно высвободиться. Она была сильнее, чем казалась.

Я вошел в люк, попытался закрыть его за собой – и его заело.

Пока я с ним разбирался, пурпурные попугаи принялись выкрикивать мое имя, а змея едва не проползла на борт.

Я нашел аварийный рычаг и дернул за него.

– Хватит! Черт бы вас побрал! – крикнул я. – Я улетаю! До свиданья! Я вернусь!

Сверкали молнии, гремел гром – начавшаяся в горах гроза направлялась ко мне. Я разблокировал люк.

– Очистите площадку! – завопил я и захлопнул его.

Потом задраил, подбежал к сиденью пилота и запустил все системы.

На экране я увидел, что животные расходятся. Мимо проплывали лохмотья тумана, и я услышал, как о корпус разбиваются первые капли.

Я поднял корабль, и вокруг меня разразилась гроза.

Я взлетел над ней, покинул атмосферу, ускорился, вышел на орбиту и задал курс.

Так бывает всегда, когда я собираюсь покинуть Покой, и поэтому я каждый раз пытаюсь улизнуть, не прощаясь с планетой. Но это еще ни разу не сработало.

Что ж, приятно знать, что кому-то ты нужен.

В положенный момент я покинул орбиту и унесся прочь от системы Покоя. Несколько часов после этого меня подташнивало, а руки то и дело начинали трястись. Я слишком много курил,