Какое-то время спустя небесный водоворот затянул меня в темное сердце сна, лишенного сновидений и прохладного, мягкого и неподвижного – подобного, быть может, Долине теней.

Прошло около двух недель, прежде чем Лоуренс Коннер посадил свою «Модель Т» на планете Альдебаран-V, названной в честь своего первооткрывателя Дрисколлом. Точнее, около двух недель прошло на борту «Модели Т», хотя на самом деле фазовый переход произошел мгновенно. Пожалуйста, не спрашивайте меня, почему. У меня нет времени писать книгу. Но если бы Лоуренс Коннер решил улететь обратно на Покой, он смог бы насладиться еще двумя неделями гимнастических упражнений, рефлексии и чтения и, вполне возможно, вернулся бы домой в тот же день, когда отбыл Фрэнсис Сэндоу, чем, несомненно, безмерно порадовал бы местную живность. Но он этого не сделал. Вместо этого он помог Сэндоу заполучить долю в торговле бриаровыми трубками, которая на самом деле была ему не нужна, – просто для прикрытия, пока он изучал те детали головоломки, которые отыскал. Не исключено, что это были перемешанные детали сразу нескольких головоломок. Поди разбери.

На мне были легкий тропический костюм и солнечные очки, потому что в желтом небе висело всего несколько оранжевых облачков, а солнце обрушивало на меня волны жара, которые разбивались о пастельные тротуары и разлетались теплыми, искажающими реальность брызгами. Я приехал на взятых напрокат слип-санях в город Миди, колонию художников, местечко, слишком яркое, хрупкое и безжалостно приморское, чтобы мне понравиться, – почти все его башни, шпили, кубы и овоиды, которые люди называли домами, офисами, студиями или магазинами, были построены из гляциллина, вещества, которое можно сделать прозрачным или непрозрачным, бесцветным или какого угодно оттенка с помощью элементарного воздействия на молекулы, – и отыскал Нюэйдж, прибрежную улочку, проехав через город, постоянно менявший цвета, напоминая мне формованное желе – малиновое, клубничное, вишневое, апельсиновое, лимонное и лаймовое – со множеством фруктов внутри.

Я нашел дом по прежнему адресу, и оказалось, что Рут была права.

Он изменился, и сильно. Когда мы жили здесь вместе, он был одной из последних твердынь, не сдававшихся поглощавшему город желе. Но теперь капитулировал и он. Там, где прежде была высокая оштукатуренная стена, ограждавшая вымощенный камнем дворик, арка с чугунными воротами, гасиенда, окружавшая маленький бассейн, воды которого разбрызгивали солнечные призраки на плитку и грубые стены, стоял теперь желейный замок с четырьмя высокими башнями. Малиновый – до поры до времени.

Я припарковался, пересек радужный мост и коснулся панели оповещения на двери.

– Этот дом свободен, – сообщил механический голос из скрытого динамика.

– Когда вернется мисс Ларис? – спросил я.

– Этот дом свободен, – повторил голос. – Если вы заинтересованы в его покупке, свяжитесь с Полом Глидденом из риелторского агентства «Солнечные брызги», авеню Семи Вздохов, дом 178.

– Мисс Ларис оставила свой новый адрес?

– Нет.

– А какое-нибудь сообщение?

– Нет.

Я вернулся к слип-саням, поднял их на восьмидюймовую воздушную подушку и отыскал авеню Семи Вздохов, когда-то называвшуюся Мейн-стрит.

Толстый и почти безволосый, если не считать серых бровей, разделенных парой дюймов кожи и таких тонких, будто каждую нарисовали единым росчерком карандаша; ниже бровей – глаза, асфальтово-серые и серьезные, а еще ниже – двойной изгиб розовых губ, улыбавшихся, должно быть, даже когда он спал, под крошечной вздернутой штуковиной, через которую он дышал, казавшейся еще крошечнее и вздернутее в окружении кусков теста, что служили ему щеками и угрожали подняться еще сильнее и поглотить ее полностью вместе со всеми остальными чертами, превратив его (за исключением маленьких проколотых ушей, в которых сверкали сапфиры) в гладкий задыхающийся ком плоти такого же кирпичного цвета, как покрывавшая его северное полушарие рубашка со свободными рукавами, – вот каким предстал передо мной мистер Глидден за своим столом в «Солнечных брызгах»; он опустил влажную руку, которую я только что пожал, и его масонское кольцо щелкнуло о керамическую розетку пепельницы, когда он поднял свою сигару, чтобы воззриться на меня, подобно рыбе, из озерца дыма, в которое погрузился.

– Присядьте, мистер Коннер, – прожевал он. – Что у меня есть такого, в чем вы нуждаетесь?

– Это ведь вы занимаетесь домом Рут Ларис на улице Нюэйдж?

– Так точно. Хотите его купить?

– Я ищу Рут Ларис, – сказал я. – Вы не знаете, куда она переехала?

Его глаза утратили прежний блеск.

– Нет, – ответил он. – Я ни разу не встречался с Рут Ларис.

– Она, должно быть, велела вам куда-то переслать ее деньги?

– Верно.

– Может, скажете, куда?

– С чего бы?

– А почему нет? Я пытаюсь ее отыскать.

– Я должен зачислить их на ее счет в банке.

– Местном?

– Да. Банк Фонда художников.

– Но лично она с вами не договаривалась?

– Нет. Этим занимался ее адвокат.

– Назовете его имя?

Глидден пожал плечами в глубине озерца.

– Почему бы и нет? – сказал он. – Андре Дюбуа из конторы «Бенсон, Карлинг и Ву». Она в восьми кварталах к северу отсюда.

– Спасибо.

– Дом вас, я так понимаю, не интересует?

– Наоборот, – сказал я. – Я его куплю, если он окажется в моем полном распоряжении сегодня вечером – и если я смогу обсудить сделку с ее адвокатом. Пятьдесят две тысячи – что скажете?

Он мгновенно вынырнул из своего озерца.

– Куда вам позвонить, мистер Коннер?

– Я остановлюсь в отеле «Спектр».

– После пяти?

– После пяти мне будет удобно.

Итак, что делать?

Для начала я снял номер в «Спектре». Потом, используя секретный код, связался со своим человеком на Дрисколле, чтобы тот обеспечил Лоуренсу Коннеру сумму, необходимую для покупки дома. А затем направился в религиозный район, припарковал сани, вылез и пошел пешком.

Я миновал церкви и храмы, посвященные Всем Подряд, от Зороастра до Иисуса Христа. Добравшись до пейанской секции, я замедлился.

И в конце концов нашел то, что искал. Над землей располагался лишь вход, зеленая постройка размером с гараж на одну машину.

Я зашел внутрь и спустился по узкой лестнице.

Достиг маленького, озаренного свечным пламенем вестибюля и прошел через низкую арку.

И очутился в темном храме, в центре которого стоял темно-зеленый алтарь, окруженный рядами скамей.

Все пять стен были покрыты стеклитовыми витражами с изображениями пейанских божеств. Быть может, мне не стоило приходить туда в тот день. Так много времени прошло.

В храме было шесть пейанцев, в том числе четыре женщины, и восемь людей. Все они носили молельные пояса.

Рост пейанцев около семи футов, и они зеленые, как трава. Головы их напоминают воронки, плоские сверху, а шеи похожи на трубки воронок. Глаза у них огромные, ртутно-зеленые или желтые. Носы плоские – просто морщинки, заключающие в скобки ноздри размером с четвертаки. Волосы отсутствуют. Рты у пейанцев широкие, а зубов как таковых нет. Ближайшим аналогом, наверное, будут пластиножаберные рыбы. Они постоянно проглатывают собственную кожу. У них нет губ, но, оказавшись во рту, дерма образует складки и затвердевает, создавая острые гребни, с помощью которых пейанцы жуют. Потом старая кожа уходит дальше и