– Зачем? – спросил он.

– Мы старые друзья. Вы знаете, где она?

– Нет, – сказал он.

– А разве это не… слегка необычно – распоряжаться такими деньгами от имени человека, чье местонахождение вам неизвестно?

– Да, – признал он, – соглашусь. Но я был нанят именно для этого.

– Самой Рут Ларис?

– В каком смысле?

– Она наняла вас лично, или кто-то сделал это от ее имени?

– Мне не кажется, что это ваше дело, мистер Коннер. Думаю, нам стоит закончить этот разговор.

Я секунду подумал и принял быстрое решение.

– Прежде чем мы это сделаем, – сказал я, – хочу, чтобы вы знали: я купил ее дом только для того, чтобы осмотреть его в поисках намеков на ее местонахождение. А после этого я поддамся прихоти и построю на его месте гасиенду, потому что терпеть не могу здешнюю архитектуру. О чем это вам говорит?

– О том, что вы слегка чокнутый, – ответил он.

Я кивнул и добавил:

– Чокнутый, который может позволить себе поддаваться собственным прихотям. А следовательно – псих, который может причинить вам изрядные неприятности. Сколько стоит это здание? Пару миллионов?

– Не знаю. – У него сделался немного встревоженный вид.

– А что, если кто-нибудь купит его, чтобы переделать в многоквартирный дом, и вам придется искать себе новый офис?

– Мой договор об аренде будет не так-то просто разорвать, мистер Коннер.

Я хохотнул.

– …а потом, – продолжил я, – ваша деятельность неожиданно окажется предметом расследования местной адвокатской коллегии.

Он вскочил.

– Вы и правда сумасшедший.

– Вы уверены? Я не знаю, каким будет обвинение, – сказал я, – пока что. Но вы прекрасно понимаете, что даже само расследование может осложнить вам жизнь… а если потом у вас возникнут трудности с тем, чтобы найти новый офис… – Мне не нравилось решать проблемы таким образом, но я торопился. Поэтому: – Так вы уверены? Вы точно уверены, что я сумасшедший? – закончил я.

И тогда:

– Нет, – ответил он. – Не уверен.

– Тогда, если вам нечего скрывать, почему бы и не рассказать мне о том, как вас наняли? Мне не интересны какие-либо конфиденциальные сведения, лишь обстоятельства, при которых дом был выставлен на продажу. Мне кажется странным, что Рут не оставила никакого сообщения.

Он откинул голову на спинку кресла и изучил меня сквозь дым.

– Договор был заключен по телефону…

– Ее могли накачать наркотиками, ей могли угрожать…

– Это абсурд, – сказал Дюбуа. – И вообще, почему это вас так интересует?

– Как я уже говорил, мы старые друзья.

Его глаза расширились, потом сузились. Кое-кто еще помнил, как звали одного из старых друзей Рут.

– …К тому же, – продолжил я, – недавно она прислала мне письмо с просьбой навестить ее в связи с каким-то очень важным вопросом. Ее здесь нет, она не оставила ни сообщения, ни нового адреса. Это дело плохо пахнет. Я собираюсь ее найти, мистер Дюбуа.

От его глаз не укрылся покрой, а значит, и стоимость моего костюма, к тому же мой голос за долгие годы отдавания приказов приобрел, быть может, какие-то властные нотки. Так или иначе, Дюбуа не стал включать телефон и вызывать копов.

– Мы договаривались обо всем по телефону и через переписку, – сказал он. – Я правда не знаю, где она сейчас находится. Она просто сказала, что уезжает из города и хочет, чтобы я продал дом и все, что в нем есть, а деньги положил на ее счет в банке Фонда художников. Я согласился заняться этим и перепоручил продажу дома «Солнечным брызгам». – Дюбуа отвел взгляд, потом снова посмотрел на меня. – На самом деле она оставила сообщение, которое я должен передать кое-кому – не вам – если этот человек придет за ним сюда. Если же этого не случится, я должен переслать ему сообщение, когда пройдет тридцать дней с тех пор, как я его получил.

– А могу ли я поинтересоваться именем этого человека?

– Вот это, сэр, уже конфиденциальная информация.

– Включите телефон, – велел я, – и позвоните в Гленко, по номеру 73737373, за счет абонента. Попросите личного разговора с Домеником Малисти, директором отделения компании «Наше дело» на этой планете. Назовитесь, скажите ему «Бека-бебека, овца-чернавка» и попросите назвать настоящее имя Лоуренса Джона Коннера.

Дюбуа подчинился, а повесив трубку, встал, пересек кабинет, открыл встроенный в стену маленький сейф, достал оттуда конверт и вручил его мне. Конверт был заклеен; на нем значилось имя «Фрэнсис Сэндоу».

– Благодарю вас, – сказал я и надорвал конверт.

Когда я взглянул на три скрывавшихся в нем предмета, мне пришлось сражаться с чувствами. Там лежала еще одна фотография Кэти – другая поза, немного другой фон, – фотография Рут, чуть постаревшей и отяжелевшей, но все еще привлекательной, и записка.

Записка была написана по-пейански. В обращении меня называли по имени, за которым следовал небольшой символ, в священных текстах обозначавший Шимбо, Повелителя Громов. В конце стояла подпись «Грин Грин», а рядом с ней – идеограмма Белиона, который не числился среди двадцати семи ныне живущих Имен.

Я был сбит с толку. Лишь немногие знали об истинных личностях Носителей Имен, а Белион – традиционный враг Шимбо. Он – бог огня, живущий под землей. В промежутках между воплощениями они с Шимбо поочередно нашинковывают друг друга.

Я прочел записку. Она гласила: «Если хочешь вернуть своих женщин, ищи их на Острове мертвых. Там же тебя ждут Боджис, Данго, Шендон и карлик».

Дома, на Покое, остались 3D-фотографии Боджиса, Данго, Шендона, Ника, леди Карль (которая могла считаться одной из моих женщин) и Кэти. Те шесть, что мне прислали. Теперь он заполучил еще и Рут.

Кто?

Насколько я помнил, среди моих знакомых не было никакого Грин Грина, а вот Остров мертвых мне, разумеется, был известен.

– Благодарю вас, – повторил я.

– Что-то не так, мистер Сэндоу?

– Да, – ответил я, – но я все исправлю. Не беспокойтесь, вас это не касается. Забудьте, как меня зовут.

– Конечно, мистер Коннер.

– Доброго вечера.

– Доброго вечера.

Я вошел в дом на улице Нюэйдж. Прошелся по прихожей, по многочисленным комнатам. Нашел спальню Рут и обыскал ее. Она оставила в доме всю мебель. И несколько гардеробов и шкафов, полных одежды, и всяческие мелкие личные вещицы, которые не станешь бросать при переезде. Странное это было чувство – ходить по дому, заменившему собой другой дом, и время от времени замечать что-то знакомое: антикварные часы, расписную ширму, инкрустированную коробку для сигар; это напомнило мне о том, как жизнь смешивает то, что было когда-то тебе дорого, с тем, что всегда будет тебе чуждо, убивая его неповторимую магию, которая сохранится лишь в твоих воспоминаниях о времени и месте, где оно когда-то существовало, и до тех пор, пока ты не встретишься с ним снова, эта магия будет тревожить тебя мимолетно, сюрреалистически, а потом и она тоже умрет, когда позабытые эмоции улетучатся из картинок в твоей голове, расстрелянных этой новой встречей. По крайней мере, это произошло со мной, когда я искал следы случившегося с Рут. Пока часы пролетали