— Руку даю на отсечение: вы станете популярны, — заявил напоследок директор Хаджиман. — У меня безошибочное чутьё на такие вещи. Популярность, конечно, накладывает на человека отпечаток, но, думаю, не в вашем случае.

— Какой такой отпечаток? — встряла Юлиана.

— Ну-у, — протянул директор, — человек может стать чересчур заносчивым, спесивым. Зазнается, короче говоря, и станет смотреть на других сверху вниз. Это не идёт на пользу репутации. У нас любят скромных артистов, благодарных публике за то, что та их ценит. Вот, почему лично я вас бы не выбрал, — сказал он Юлиане. — Насколько показывает мой опыт в психологии, типажи вроде вашего быстро становятся высокомерными. Иными словами, не выдерживают груза славы.

Вспыхнув, как маков цвет, она стушевалась. Стало быть, её тут все считают склонной к тщеславию. До чего же неприятно слышать о себе правду, особенно от посторонних и непредвзятых, которые вдобавок подкованы в гуманитарных дисциплинах.

Распрощавшись и назначив дату первого занятия, директор и прочая комиссия вновь уселись за судейский стол, чтобы проэкзаменовать оставшихся конкурсантов. Юлиана и Пелагея вышли из кабинета; что одна, что другая — страшно подавленные.

— Провалились? — на нимерийском спросил кто-то из очереди.

— Да что там! Прошли, причём обе, — вздохнула Пелагея. — Только вот надо оно мне?

— А мне, — ввернула Юлиана, — очень надо. Но гадостей наговорили, заразы…

Пелагея не стала переводить её прочувствованную речь, посчитав это лишним. Она даже про Кю не вспомнила, который стоял неподалёку и всё слышал. Её единственным желанием было выбраться поскорей на свежий воздух и погладить Кекса с Пирогом — это нехитрое мероприятие, говорят, снимает стресс.

Однако на улице ни возле револьверной двери, ни в зелёном садике, разбитом у здания, псов не обнаружилось.

— Вот заразы! — в сердцах повторила Юлиана теперь уже в адрес своих питомцев. — Я ведь велела им ждать. Куда они запропастились?

Худшее, что только может быть, так это отправиться после экстремального прослушивания не в ресторан, как все белые люди, — заедать триумф блюдами заморскими, а на поиски двух маленьких негодяев, которые возомнили, что им всё дозволено, и потерялись в большом городе в час-пик.

— Аутентичная ты наша и самобытная, — с горечью обратилась Юлиана к Пелагее, даже не думая скрывать зависть, — как полагаешь, в каком направлении ушли мои вредители?

— Полагаю, они ушли к лодке, — выдала Пелагея, не помедлив в раздумьях даже секунды.

— Пф-ф-ф! — сказала Юлиана. — К лодке. Да как бы ни так!

Она вознамерилась двинуться в самую гущу безудержной столичной жизни, потому что там располагался ресторан, где она так или иначе собиралась если не поесть, то хотя бы напиться в честь своей неполноценности. Но Пелагея была непреклонна. Она отлично запомнила маршрут от лодки до агентства и теперь одна, в своём чудном платье с рюшами и цветочным узором, как белая ворона, топала по пешеходной зебре на зелёный сигнал светофора.

Благо, хоть не на красный, подумала Юлиана и, ругнувшись сквозь зубы, рванула к подруге. Лодка, так лодка. Может, хоть у Джеммы, осьминожьей души, какие-нибудь новости есть.

Лодки, катера и яхты мирно покачивались на волнах Глубокого моря. Волны вползали на берег и, слизывая янтарный песок, с таинственным шёпотом удалялись восвояси. Псы и правда обнаружились у причала. Они лениво возлежали перед входом в плавучую пристань (выдохлись, наверное, пока нелегально по городу шастали), и лишь при виде грозной хозяйки, которая приближалась к ним в сумерках, виновато завиляли хвостами.

— Ну паразиты! — крикнула Юлиана. — Я ведь сказала у входа ждать.

Белый мохнатый Кекс тявкнул что-то в своё оправдание, но, встретив её гневный взгляд, незамедлительно уткнулся мордочкой в песок.

— Так, а лодка наша где? — заозиралась Пелагея.

— Лодка ваша вот, — подала голос Джемма, подгоняя судёнышко к берегу. — Вас не взяли? Уже отчаливаете?

— А вот нетушки, — с лёгкой гордостью сказала Юлиана. — Нас взяли, так что мы никуда не отчалим в… э-э-э… ближайший месяц. Да, Пелагея?

— Где-то так, — подтвердила та.

— В таком случае… — Тут Джемма опять выпустила на волю свою острозубую улыбочку. — Не разрешите ли вы мне присматривать за лодкой в течение этого месяца?

— Да какие проблемы, — без задней мысли махнула рукой Юлиана. — Ты показала себя с лучшей стороны. Как-нибудь в знак благодарности мы принесём тебе гостинец.

Сумерки сгустились, и ночь завладела Нимерией под лирический фортепианный блюз, который теперь доносился чуть ли не из каждого ресторанчика.

Юлиана и Пелагея отказались от идеи переночевать в лодке. Завтра им предстояло вновь явиться в агентство, только теперь уже не в качестве конкурсанток, а в роли практиканток. Или, если выражаться на современном сленге, трейни. Значит, следовало хорошенько выспаться, а поутру максимально быстро придать себе товарный вид. Расчесаться, накраситься, одеться во всё относительно чистое и постараться не пахнуть, как мусоропровод.

В лодке провернуть всё вышеуказанное было довольно проблематично, поэтому выбор Юлианы пал на гостиницу.

— Какая у них там обычно цена за ночь? — спрашивала она, шагая по пятнам оранжевого света от фонарей на тротуаре. — Потянем?

Пелагея рылась в бумажнике, подсчитывая оставшиеся глории, которые здесь были в ходу. Порядка двух тысяч со скрипом, но набралось.

— Думаю, что потянем, — бормотала она.

Кекс и Пирог уныло тащились следом: нюхом чуяли, что и в гостиницу с собаками могут не пустить. Стало быть, придётся им перекантоваться на открытом воздухе, что далеко не безопасно.

Но в первом же отеле, который высился за перекрёстком, выяснилось, что с собаками в номер можно и, вообще, «какие у вас милые пёсики». Кекс и Пирог заметно взбодрились.

— Я тут прихватила с собой кое-что из косметики, — сказала Юлиана, раскладывая вещи на зеркальном столике в номере, который они сняли по вполне вменяемой цене. — Возьмёшь утром, накраситься.

— Вот ещё! — возмутилась Пелагея, высунувшись из ванной. — Не буду. Краситься для слабаков.

«Ну и дура», — чуть не ляпнула Юлиана, но вовремя придержала язык.

Подруга у неё была всего одна, причём, как оказалось, талантливая. Такой следовало дорожить, и причуды её терпеть тоже стоило. Мало ли, как завтра на практике сложится. Может, её, Юлиану, решат выдворить за плохую хореографию или безобразное пение, и тогда Пелагея вновь за неё вступится со словами: «Или мы обе, или никто из нас».

Кто её знает, почему в ней столько шарма и харизмы. Из какой лесной чащи она свою харизму достала? Может, муженёк её, северный эльф, ненароком поделился?

В любом случае, факты упрямая вещь. Пелагею любят. Юлиану нет. И с этим пока что придётся мириться.

Ночь в гостиничном номере прошла беспокойно. Пока Кекс и Пирог тихо дремали, распластавшись на коврике