Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Успокоил, - она потерлась щекой о мягкую пушистуюшерсть Лешкиного свитера. - Но на работе меня все равно с опилками смешают. Всеведь думают, что я такой крутой специалист… Засмеют.
- Ася! Ну я что тут, напрасно разорялся битый час?
Ты меня внимательно слушала, даже вон цветную капусту всюсверетенила на нервной почве, пока я тебе объяснял, как надо относиться к твоейоценке, и где результат?
Ты что, не поняла ничего?
- Ой, Леш, да все я поняла. Ты прав кругом и на тристашестьдесят процентов. Но мне все равно неловко перед ребятами за эту четверку.Что они обо мне подумают?
- Они подумают, что ты получила четверку. Больше они неподумают ничего. Не надо, Асенька, думать за других людей и заранее боятьсятого, что они подумают.
Вон Зарубин твой никак Гулю на себе не женит. Ты что поэтому поводу думаешь?
- Что он не может уговорить ее выйти замуж, -засмеялась Настя. - Больше ничего не думаю. Что мне, думать не о чем?
- Вот и им есть о чем подумать, кроме твоего экзамена.Выбрасывай глупости из головы и вставай к раковине, мой посуду, вытирай ее ирасставляй по местам.
Сделай для семейной жизни что-нибудь полезное. Потом ещеможешь погладить, у нас уже два месяца до утюга руки не доходят, все, чтомашина настирала, кучей валяется. Давай-давай, займись делом.
Гладить ей не хотелось. Мытье посуды она уж как-нибудьпереживет, но от вида утюга и гладильной доски Настю охватывал ужас. Ничего,однако, не поделаешь, придется заниматься бельем. Может, продолжить Лешкинумысль и перенести ее с погоды и оценок на нудную работу? Не бывает тягостнойдомашней работы, домашняя работа всегда приятна, если правильно к нейотноситься. А правильно - это как?
Цепь рассуждений увлекла ее, и хотя Настя так и не придумалаформулу, при помощи которой можно было бы страстно полюбить процедуру глаженияпересохшего белья, однако к концу активной мыслительной работы она с удивлениемобнаружила, что все перегладила.
***
Началось все с борща. В этом восьмидесятитрехлетняя ГлафираМитрофановна была совершенно уверена.
Ну, почти совершенно… Потому что до борща был еще мальчик,попавший под машину. А может, и правда все началось именно с мальчика, а борщ -это уже продолжение. Хотя каким образом эти два события могут быть связаны,Глафира Митрофановна не представляла, как ни напрягала воображение. С однойстороны, вроде бы погибший под колесами автомобиля мальчик к ней лично никакогоотношения не имеет, а борщ - имеет, и самое непосредственное, потому как онасамолично его готовила в тот день прямо с утра, и то, что произошло потом,покрыло ее, как она полагает, несмываемым позором.
Но с другой стороны, может, с борщом все так и получилосьиз-за этого мальчика? Кто его разберет…
Поднялась она, как обычно, в пять утра. Всю жизнь своюдолгую Глафира Митрофановна позже пяти в кровати не валялась, даже и ввыходные. Привыкла. Наверное, когда у мамки в деревне жила, так годиков дотрех-четырех спала сколько хотела, но этого она не помнила.
А вот то, что с пяти лет вставала вместе со старшимибратьями и сестрами, помнила отчетливо. Воду носить из колодца тогда еще немогла, а скотину выгнать, курам задать и полы намыть во всей хате - это на ней.Когда Глаше исполнилось тринадцать, отправили ее в город к дальней родне, идаже не их это была родня, а бабы-Дусина, что через две хаты живет. Каким-толюдям в Москве нянька понадобилась за ребенком смотреть, вот баба Дуся иприсоветовала им работящую сметливую соседскую девчонку, которая к своимтринадцати не только полной помощницей по дому стала, а еще и четверыхмладшеньких подняла, так что по части обращения с младенцами понимание имела.
Определили ее в семью медицинского профессора с женой идвухлетним сыном. Сам-то профессор, понятное дело, к домашним делам неприспособленный, из бывших, видать, барин, одним словом, а жена у него хорошаябыла, с первого взгляда Глаше понравилась, красивая, чернявая не по-славянски,нос с горбинкой, глазищи огромные, яркие, а сама-то тонюсенькая - талиюладонями обхватить можно, даже и непонятно, она ли этого ребеночка рожала,одним словом, неземная красавица. И не чванливая, не капризная, ты, говорит,Глашенька, только за маленьким смотри, потому как я дома сидеть не могу, мнеотлучаться часто надо, я ведь актриса, в театре служу, днем репетиции, вечеромспектакли, а то и гастроли случаются, а с уборкой-готовкой я как-нибудь самасправлюсь. Уж как там хозяйка собиралась сама справляться при такой-то работе,Глаша не понимала, и вскоре выяснилось, что была в своем непонимании абсолютноправа. Только три денечка и побыла Глафира "чисто нянькой примладенчике", а потом быстро и сноровисто взяла в руки все хозяйство.
Так она и ведет это хозяйство до сих пор. Семьдесят летподряд Хозяин-профессор в Отечественную погиб, оперировал где-то в полевомгоспитале, их и разбомбило. Хозяйка-красавица, народная артистка, дольшепрожила, померла уже при Брежневе, в семьдесят девятом.
А сынок ихний Глебушка сколько ни женился, сколько детей низаводил, а все одно продолжает в той же квартире жить под ее, Глашиным, крылом.И не глядит она, что Глебушке самому-то уже семьдесят два, и что знаменитый он,и богатый, и привычки у него отцовские, барские Для Глафиры Митрофановныизвестный на всю страну писатель Богданов, лауреат и все такое прочее, - всетот же Глебушка неразумный да непослушный, которого она вынянчила, вырастила,выпестовала и будет опекать, покуда ноги носят. А носить ноги-то ее будут, дайбог, еще долго, здоровья ей не занимать, и сил покамест предостаточно.
Конечно, многое за те семьдесят лет переменилось, еслипервые лет пятнадцать она при семье жила, то в сорок восьмом, уже после войны,народная артистка Богданова, вдова геройски погибшего профессора-хирурга, ейжилье отдельное выхлопотала - комнату в малонаселенной коммуналке. Не дело это,говорит, Глашенька, чтобы ты всю жизнь в чужих людях жила, Глебушка большойуже, ему семнадцать стукнуло, в институт поступать будет, а тебе своя семьянужна, муж, дети. Глаша тогда перепугалась насмерть, подумала: не угодилачем-то, вот и гонит ее хозяйка. Но ошиблась. Земфира Эльхановна вовсе несобиралась отказываться от услуг домработницы, просто хотела устроить ееполучше. Всякое в жизни Глафиры происходило с тех пор, но одно не менялось:жила на два дома. Свою комнатку в коммунальной квартире обустроила, обуютила,ночевала то там, то в хозяйском доме, благо комнат в нем несчитано, при Сталинепрофессоров уважали и жильем обеспечивали как положено.
Мужья у нее были, даже двое, а детей вот бог не послал, да имужья-то оказались какими-то никудышными, пьющими, до работы неохочими. Одногоона выгнала, другой сам помер от водки. Так что никакой другой семьи, кромехозяйской, у нее в Москве, считай, и не было.
Ну так вот, в тот распроклятый день поднялась ГлафираМитрофановна в пять утра, за окном темень, осень ведь как-никак, и принялась запривычную работу. Ночевала она в тот день у хозяев (она так и мысленно попривычке говорила: "у хозяев", хотя хозяин теперь уж был только один- Глебушка, Глеб Борисович Богданов), так что старалась особо не шуметь, чтобысон писательский ненароком не потревожить. Сегодня среда, стало быть, вдвенадцать часов явятся Катерина и Васечка, среда и суббота - их дни.Случается, что и в другие дни они собираются, если Глебушка потребует или длядела надо, но уж в среду и субботу - непременно, так с самого начала повелось.Значит, обед надо на троих готовить.