- Ну так перепишем, большое дело, - возразил Вася. -Хотите, я сам перепишу?

- Ну да, ты перепишешь, - язва-Катерина не могла невмешаться, - таким стилем, что читать невозможно.

- У вас, дорогая Катрин, стиль не лучше, - огрызнулсяВася.

- Согласна. Я тоже стилем не блещу, именно поэтомутексты у нас пишет Глеб Борисович. И вообще, Васенька, мальчика, попадающегопод колеса автомобиля, редактор не пропустит. Ты что, забыл, что у нас вконтракте записано? В наших романах не должно быть никакого избыточного насилияи неоправданной жестокости, и особенно это касается гибели детей. Сто раз ужеобсуждали, мог бы усвоить.

- Ну ладно, - неожиданно легко согласился Василий, - нехотите - как хотите. Давайте ставить Шекспира.

- Ты домашнее задание выполнил? - строго спросил ГлебБорисович. - В общежитии студентов театрального вуза побывал?

- Выполнил. Побывал. Прикажете отчитаться?

Глафира Митрофановна на какое-то время выпала из процессаподслушивания: распереживалась. Да как же так? Мыслимое ли дело - дите малоепод колеса бросать? Да еще про разговоры с боженькой… Разве Васечка может проэто придумывать? Чего он в божеском понимает-то? В церкви небось ни разу небыл, Святое Писание не читал, молитвы ни одной не знает. Сама Глафира особойнабожностью не отличалась, все-таки с тринадцати лет в городе жила, где бога непризнавали и не чтили, и в церковь не ходила, и посты не соблюдала - уБогдановых не принято было, и праздники все перезабыла уже, только Рождество даПасху помнила. Однако же то, что успела впитать в родительской семье, частичносохранилось в ее душе в виде представления о том, что ежели не веруешь истинно,так и не смей о божественном рассуждать. Не знаешь, не понимаешь - и молчитихонечко.

Внезапно она ощутила какую-то… не то обиду на любимцаВасечку, не то досаду, что ли. Ведь это же надо, она к нему со всей душой,жалеет, сочувствует, а он, оказывается, вон какой… Ничего более внятного онасама для себя сформулировать не смогла, но остался в душе мутный нехорошийосадок и от того, что услышала, и от того, что почувствовала.

В три часа, как и положено, подала обед. Сперва закуски -салат и заливное из судака, потом борщ с чесночными пампушками. От мыслей опогибшем мальчике и разговорах его души с богом она так и не отошла, посемупребывала в глубокой задумчивости и делала все автоматически, не глядя.

Васечка первым схватил горячую пампушку, жадно впился в неезубами, зачерпнул ложкой дымящийся борщ, отправил в рот…

- Баба Глаша, что-то у вас сегодня с супом не то, -озадаченно произнес он. - Прокис, что ли?

- Да как прокис, когда с утра варила? - возмутиласьГлафира Митрофановна. - Чего ты выдумал?

В этот момент Катерина тоже съела первую ложку и задумчивопокачала головой.

- Правда, Глафира Митрофановна, вкус какой-то странный.Может, вы по новому рецепту готовили?

- Ничего не по новому, как всю жизнь варила, так исегодня. Может, сметана слишком кислая? Я пожирней брала, сорок процентов, онакислой не бывает, но, может, порченую подсунули. Глебушка, ну-ка ты скажи, тыеще сметану не клал, - обратилась она к Богданову.

Тот долго не решался попробовать, сперва принюхивался,поднеся ложку к самому носу, потом сделал маленький глоточек.

- Ты, Глаша, сама попробуй. - По его тону ничего понятьневозможно, то ли вкусно ему, то ли нет. - Но мне кажется, с супомдействительно не все в порядке.

Кипя от негодования, Глафира выскочила из комнаты, прошла вкухню, зачерпнула половником из кастрюли и сделала основательный глоток горячейжидкости.

Но прежде чем вкусовые рецепторы донесли информацию домозга, наметанный глаз ее заметил крохотные пузырьки на поверхности разогретогоборща - верный признак того, что варево действительно прокисло. Но как же этоможет быть? Ведь варила только сегодня… Помидоры - они, конечно, кислоту дают,и ежели б кастрюлю на ночь на плите оставили, то за сутки борщ мог ипрокиснуть, не обязательно, но мог. Но чтобы за несколько часов, да осенью, ане в летнюю жару… Сроду такого не бывало.

- Ну что, Глафира Митрофановна? - послышался совсемрядом голос Катерины, которая появилась в кухне с подносом в руках. На подносе- три полные тарелки с борщом. - Убедились?

- Сама не пойму, - растерянно пробормотала старуха, -никогда в жизни у меня такого не было. Позор-то какой!

- Да что вы, ну какой в этом позор! Со всеми бывает.

Ничего страшного.

- Почему же он прокис-то?! - в отчаянии выкрикнулаГлафира.

- В кастрюлю грязь могла попасть, вот и прокис. Непереживайте вы так.

- Так откуда же грязь-то возьмется, Катерина? У менятут все стерильно, ты ж посмотри сама, все сверкает, нигде ни пылиночки, полязыком можно лизать, по несколько раз в день влажной тряпкой протираю.

- А овощи, Глафира Митрофановна? Вы в борщ картошкуположили, свеклу, лук, капусту, они же с рынка, а не из стерилизатора, может,недоглядели где-то, грязь и попала.

- Я недоглядела?! - взвизгнула Глафира. - Это я-тонедоглядела?! Ты что ж, намекаешь, что я слепая стала, никудышная? Да у менязрение получше твоего будет!

И руки не дрожат, и глаза не подводят. Не моя вина, что борщиспортился - Ну хорошо, хорошо, не ваша, - примирительно улыбнулась Катерина. -Не надо так волноваться. Не ваша вина.

Глафира согласно покивала головой и внезапно уставилась насобеседницу в некотором недоумении.

- А чья ж тогда? Не моя - это точно. Но если не моя, точья?

И стремглав выскочила из кухни.

***

- …Глебушка, позвони немедленно в милицию, пустьотправят борщ на экспертизу!

- На какую экспертизу, Глаша, опомнись…

- Вы, баба Глаша, слишком детективами увлекаетесь.

Ну прокис суп - делов-то!

- Не может быть, чтоб моя вина была! Меня почти двачаса дома не было, пока ты гулял, я по магазинам ходила! Мало ли кто могзаявиться и отраву в кастрюлю кинуть!

- Глаша, возьми себя в руки, что ты несешь? Ну кто могзаявиться? Кому надо кидать отраву в борщ? Ты же не хочешь сказать, что меня,или тебя, или Васю, или Катерину кто-то хочет отравить?

- Ты сам знаешь, что я хочу сказать!

- Глаша! Прекрати немедленно. Вылей борщ в сортир, ичтобы я больше ни слова об этом не слышал!

- Ну правда, Глафира Митрофановна, не нужно из мухислона делать. Обычная бытовая неурядица, при чем тут милиция?

- А при том, что не мог борщ ни с того ни с сегопрокиснуть! Я в этом доме семьдесят лет готовлю, и ни разу у меня ничего непортилось. Неспроста это все.