открылась перед глазами ярмарка шумная. Чего только не было на ней! Шёлк, да парча, бархат, да лён белёный. Посуда из серебра, украшения всевозможные из золота. А яства на любой вкус, и пироги, и кренделя и другие блюда неведомые. Туда-то и пошёл Никита прежде всего. Купил пирогов, ест на ходу, и любопытным взглядом по сторонам смотрит. Добрые люди кругом. Вот мужичок задел плечом, нечаянно, тут же заговорил с поклоном. И не зная языка ясно было, что извиняется он. Извинил его Никита и на площадь отправился. Там артисты приезжие песни поют, да танцы танцуют. Собралась толпа вокруг них, любуются, таланту восхищаются и мужичок вежливый тут же, тоже видимо к искусству расположен. Радостно Никите, только пить захотелось после пирогов. Дай, думает, куплю питья: квасу или сбитня какого. Хватился по карманам, а денег-то нет. Исчез кисет бесследно. Кинулся тогда Никита по сторонам, помощи у прохожих просит, только не понимают они, чего нужно ему, плечами пожимают и всё. Один только паренёк догадался о происшествии, преградил путь, и как говориться, поймал за руку воришку. Оказался им тот самый мужичок, что всё за царевичем увивался и невозможно было догадаться, что за его улыбкой лучезарной такая подлость скрывается. Держит паренёк негодника ругает по-своему. Так догадывался Никита. А мужичок, чуть не плачет, видимо пощады просит. Отобрал паренёк кисет ворованный, дал заушину супостату, да и отпустил восвояси. Обрадовался Никита, благодарить стал спасителя своего. И ещё больше удивился, когда услышал речь родную.

— Ты, что же чужак что ли? — спросил парень.

— Гость я в городе вашем. Никита царя Ивана сын. А как тебя звать, величать, добрый человек?

— Аппулием мать назвала. Вот, царевич Никита, твоё добро, — протянул Аппулий кисет, но пальцы не разжимает, держит крепко. — только, за мою услугу надеюсь на благодарность твою.

— Конечно, за доброе дело и плата должна быть. — сказал Никита и достал монету. Положил её в ладонь Аппулию, а то смотрит на Никиту и ладонь не убирает. Положил тогда царевич ещё одну монету, и убрал кисет в карман — Спасибо тебе Аппулий, великую службу мне сослужил.

Убрал Аппулий деньги и спрашивает:

— Как же ты, царский сын Никита, пожаловал на чужбину, языка не зная?

— Так, думал я, что известна везде речь моя.

— Это на родине твоей звучит она сплошь и рядом, а у нас, только я и могу. Скажи, что привело тебя, какая цель в городе нашем? — спросил Аппулия.

— Приехал я городом вашим подивиться, да счастья попытать. Говорят, у короля здешнего дочка имеется на выданье. Вот, так сказать, познакомиться, присмотреться, глядишь, понравится она, так и свадьбу сыграем через год.

— Что ж, свадьба дело хорошее, а главное весёлое. Если понравишься ей. Только, ответь царевич Никита, ты как собираешься разговаривать с ней, ты её не поймёшь, она тебя. — Задумался Никита.

— Правда твоя. Как же быть?

— Язык учи. — посоветовал Аппулий.

— Сколько ж времени на это уйдёт! К тому времени другой жених найдётся.

— Не найдётся. — уверенно так, запросто ответил Аппулий.

— Не успокаивай меня. А может, ты сможешь между нами разговоры вести?

— О, нет! Меня ко дворцу-то не подпустят, не говоря уж о принцессе.

— Что же делать Аппулий? Неужели, нет способа? — сетовал Никита.

— Ладно! Помогу тебе. Но монету заплатить придётся.

— Согласен я! — немедля ответил Никита.

— Есть у нас в городе чародейка. Разным обрядам и ворожбе обучена…

— Ведьма что ли? — насторожился Никита.

— Почему, сразу ведьма-то? — словно обиделся Аппулия — Говорю же, чародейка. Может она сделать так, чтобы была понятна тебе речь наша и говорил ты на ней, в одночасье. Согласен?

— Согласен! Веди меня к ней!

Повёл Аппулий Никиту по улочкам городским и закоулкам. Иногда казалось царевичу, что в лесу блуждает. Но всё же добрались они до дома чародейки той. Как вошли в двери, сразу Никита вспомнил Аду. Уж больно схоже обстановка выглядела. Тут и чаши, и колбы стеклянные, неизвестными жидкостями наполненные. И свечи горящие и благовония. В общем, всё как у Ады, только чистенько. Напрягся Никита, предчувствие недоброе в душе заскребло. Но, как вышла навстречу хозяйка, так развеялись все подозрения и миг. Уж, как хороша она была! Молода, стройна, волосы словно волны морские, а глаза сам омут. Заговорила чародейка, точно песню запела. Да так приветливо, обворожительно, что пропал у Никиты весь страх и сомнения. Спрашивает она что-то у Аппулия, а тот ей отвечает. Не поймет царевич, ни слова, стоит молча, как дерево в лесу, не понять, не встрянуть. Но верит новому другу своему, другого выхода нет. Поговорили они меж собой, тогда Аппулий сказал:

— Это и есть чародейка наша. Цинна зовут её.

— Царевич Никита. — промолвил он и поклонился. А Цинна вдруг подошла к Царевичу погладила по щеке нежно, и что-то говорит, говорит по-своему, только глаза поблескивают.

— Объяснил я ей нужду твою, вот она и спрашивает, бесповоротно ли решение твоё? — перевёл Аппулий.

— Да. — не сказать, что твёрдо, но ответил Никита.

Зажгла тогда Цинна свечу чёрную. Зажала в ладонях горошину зелёную и давай над пламенем свечным колдовать, да приговаривать. А пламя, точно понимает язык её всё сильнее разгорается. Вспыхнуло оно искрами и погасло само в миг. Разжала ладони Цинна, а горошина в них в чёрную обратилась. Протянула её Никите, со словами, но не поймёт он, что сказать она хочет.

— Проглоти горошину. Только не разжёвывай. — сказал Аппулий. Взял горошину Никита и проглотил. Зашумело в ушах, в голове загудело, метелики перед глазами заплясали, стоит Никита, не жив не мёртв, а друзья его новые посмеиваются в сторонке. Только одна мысль промелькнула слабенькая, что опять надурили его. Но тут Аппулий схватил его за плечи, да встряхнул хорошенько.

— Ты чего это Царевич, поплыл куда-то? — спросил он. Стал Никита в себя приходить, всё вокруг по местам встало, и Цинна улыбалась также.

— Молодой ещё, слабенький. — сказала она и снова в глаза заглянула, словно насквозь — Понимаешь меня?

— Конечно понимаю! Ты же, по-моему, разговариваешь! — ответил Никита, а Цинна и Аппулий с чего-то вдруг расхохотались в два голоса.

— Сработало колдовство! — сказала Цинна — Теперь ты и понимать, и разговаривать на нашем языке не хуже любого будешь! — Обрадовался Никита, благодарить чародейку начал, кланяться — Ни к чему поклоны царевич, лучше монетой расплатись. Пять штук.

Велика плата показалась, но сам согласия дал и дело сделано ладом, поэтому, достал из кисета Никита пять золотых. Тут же распрощались с чародейкой Цинной и покинули её дом. Вышли в город, а Никита как будто в