Я под парту прячу порванный рукав,

А её банты – как облако тумана.

Я почему-то рядом с ней всегда не прав,

Хотя не рыцарь из её романа.

Ей записки пишет школьный активист —

Красивый, правильный и твёрдый,

В местном ВИА соло-гитарист,

Всегда по-комсомольски подтянутый и бодрый.

Самая безродная птица – воробей —

Повидло выедает из крошек пирожка.

Я бы хоть куда побежал за ней,

Лишь бы не предать самого себя.

Рыжим

У рыжего всегда побольше шансов

Быть уличённым во злодействе,

А на весах социальных балансов

В дополнение к этому – ещё и в плебействе.

Рыжая лиса – известная плутовка,

Самая хитрющая и самая спесивая,

К этому ещё и шкодная воровка,

Но как это ни странно – самая красивая.

У ленивого пройдохи, рыжего кота,

Который тоже не побрезгует обманом,

Волшебно-яркие зелёные глаза,

И он себя считает добрым талисманом.

Когда-то рыжий хитростью пробрался на ковчег,

И, наверное, потому коварный и бесстыжий.

Ну и как бы даже снежный человек

На самом деле очень даже рыжий.

В каждом мнении всегда свои оттенки,

А в городском фольклоре – чижики и пыжики,

Но мы-то знаем, где дадим свои оценки:

Нет закуски лучше, чем родные рыжики.

В чужом гнезде прижился кукушонок,

Играет задушевно сельская гармонь,

А рыжая бабёнка игрива, как котёнок,

Её за что ни тронь, везде горит огонь.

Сирень

Если сирень у дороги живёт,

Её, ещё не расцветшую, варварски рвут.

И большинство из тех, кто мимо не пройдёт,

Себя душами влюблёнными зовут.

Не принимайте наломанных веток:

В них нет желанного чувства.

Ведь это совсем не коробка конфеток,

Это – демонстрация кощунства.

Сирень не распускается в стакане,

Она стоит и заживо гниёт,

И как украденный ребёнок в цыганском балагане,

И днём, и ночью мать свою зовёт.

Если вам не страшно что-то искалечить,

Значит вы давно уже в беде,

Надо как-нибудь себя очеловечить,

Чтобы жить в духовной чистоте.

Хорошо бы всё заранее предвидеть

И думать о последствиях всего,

Понимать, где полюбить, знать, где ненавидеть,

И помнить – в жизни мало своего.

Может, кто-то с чем-то примирился,

Не понимая, где его последний вздох.

А куст, который до конца не распустился

Под весенним солнцем навсегда засох.

Помяните

Страшная болезнь у маленького Сенечки,

Он глазками просящими глядит вокруг себя:

Тётеньки и дяденьки, скиньтесь по копеечке,

За просто так в больнице не лечат доктора.

Он уже давно в страшных болях корчится,

И все ждут, когда ребёнку смерть глаза закроет,

А маленькое сердце назло всему колотится,

И старушка-санитарка водичкой тайно поит.

Он уже ручонку не может приподнять,

И только глазки сильно хотят жить,

А тех, кто его бросил умирать,

Его душа безгрешная силится простить.

Он закроет глазки навсегда

Зимней ночью при свечном огарке.

За окном завоет лютая зима,

А он по-детски улыбнётся старушке-санитарке.

Сенечку сожгут с кучею тряпья

И рассыплют пепел вдоль забора,

А кругом заплёванная, грязная земля

В цвет национального позора.

Пусть, кто хочет, бросит в меня камни,

И мимо пронесут тосты и подарки,

Пусть передо мной закроются все ставни —

Я буду руки целовать старушке-санитарке.

Холодно

Хорошие мысли холод разгоняет,

Худенькая девочка мёрзнет на крыльце.

Она кого-то явно поджидает,

Пытаясь исполнять гордыню на лице.

Вонюче выдыхают выхлопные трубы,

На перекрёстке красным светит светофор.

А у девочки уже синеют губы,

Тут со сроком ожидания – серьёзный перебор.

Норд-ост стучится в синий щит рекламный,

А она стоит в коротеньком пальтишке.

Тот всегда останется бесправным,

Кто о свиданиях знает понаслышке.

Уже никто, конечно, не придёт,

И жалко это бедное создание,

Которое надеется и ждёт

В своей жизни первое свидание.

Она только к ночи отогрелась

Под тонким одеяльцем полумрака,

А то, что плакалось, и то, что натерпелось,

Было розыгрышем мальчика с филфака.

Стопари по сопке – как лава по вулкану,

Трудно в темноте кого-нибудь искать.

Сегодня очень весело студенту-интригану,

Что чью-то душу получилось растоптать.

Часть II. Умеют

Умеют

Она занималась пилатесом,

Подтягивая попку к форме абрикоса,

Была рядом с пятизвёздным статусом

И пила коктейли из молока кокоса.

А беби-бой крутился у шеста,

Он в «коблах» золотых танцевал стриптиз,

А попка у него, как персик, налита

И трепетно готова на любой каприз.

Когда они вдвоём на пляже раздевались,

И в одной вазе были персик с абрикосом,

Все вокруг слюнями обливались —

Такие фрукты пользовались спросом.

В сторонке нервно курят звёзды Голливуда,

И разогнали всех танцовщиц в Мулен Руже:

Ни у кого не получалась такая амплитуда,

В сравнении с ними все казались неуклюжи.

У неё были свои щедрые клиенты,

А у него – свои богатенькие «папики»,

И всюду комплименты и презенты

И по следам бегущие фанатики.

А вокруг друг другу говорят,

Что такие