них знаем, поэтому, когда мартовская жара ударила мне в голову и Каталина сообщила мне о доме Химены, мой желудок сжался, как тогда, когда мать пришла рассказать мне о конце света.

Я спускалась по каменистой тропинке и увидела приближающуюся Каталину. Дом Химены продали, сказала она мне. Химена была моей бабушкой, сеньор, но моя мать совсем не желала с ней знаться и называла её «эта госпожа», а когда бабушка умерла, отказалась от владения домом, и он перешёл в собственность посёлка. Я никогда не называла Химену бабушкой, но она любила меня. Хотя она не любила Большую Лею, Маленькую Лею обожала и поэтому оставляла мне цветы на остановке, где мы обычно ждали школьный автобус. Да, иногда по утрам она оставляла мне там цветы. Поначалу Хавьер, Марко и Каталина посмеивались, считая, что эти цветы от какого-то старикана, с которым у меня любовь. Но я-то знала, что они от Химены, потому что она любила меня, и точно такие цветы свисали из её окон. Взамен я оставляла ей на коврике перед дверью фрукты из продуктовой лавки и, когда мать узнавала об этом, ворчала: «Думай о людях плохо и не ошибёшься», а я в ответ: «Делай добро всем без оглядки».

«А кто продал дом, если это собственность посёлка, кто получил деньги?» – спросила я Каталину. «Ну, должно быть, Большой Посёлок», – предположила она. Знаете, если бы я управляла этим районом, то дом Химены теперь стал бы медицинским заведением. Ведь не случайно я вам уже говорила, что самое ценное у меня – голова. «Вроде бы покупатели приехали из города», – добавила Каталина. «Ну ты и глупышка, кто же приедет сюда, если их город находится у моря?» «Да нет же, нет-нет, – ответила Каталина, – они не здешние, они из центра страны, из Мадрида, они там устали, и им для отдыха нужна сельская местность, им нужен лес». «Им понадобился лес, потому что они никогда не видели его вблизи», – сказала я Каталине.

Если бы я управляла этой деревней, то повсюду развесила бы таблички и плакаты, сеньор, установила бы огромные афиши с надписью: «Здесь совсем не то, что вам нужно». Посторонним неведомо, что в маленьких селениях воняет коровьим навозом и сваленными в кучу мёртвыми животными. И пахнет страхом, обидой, скукой, болью и ненавистью, которые передаются из поколения в поколение. Однако жители других мест очаровываются странным представлением о том, что на самом деле значит смириться с пустотой сельской местности, с медленным течением времени.

Каталина сказала мне: «Она художница, а он собирается построить сыроварню». «Какая ещё сыроварня, ведь сыров здесь и так хватает?» – спросила я. «А им без разницы, есть у нас что-то или нет, к тому же они приехали с маленьким ребёнком». «С маленьким, сколько же ему?» «Малышу лет пять, года три, я не знаю». «Мальчику у нас будет скучно, – сказала я, а затем спросила: – А ты что собираешься здесь делать?» «Ну, то же самое, что и ты, Лея, – ответила она, – просто жить». Жить, сказала она мне. Жить. И вдруг в животе у меня снова запылало, и будто огромное жало пронзило мне горло.

В иных вещах я не разбираюсь, сеньор, зато твёрдо знаю: купленное должно было продаваться. А на доме Химены не было вывески «ПРОДАЁТСЯ». И меня охватила ярость, понимаете? Потому что в этом доме моя бабушка провела жизнь в одиночестве. Мне неизвестно, что заставило её так долго не выходить из дома, ведь моя бабушка почти двадцать лет покидала его только раз в неделю, чтобы сделать покупки и оставить мне цветы. К тому же покупала она мало, поскольку была такой худой, что, если бы она встала в профиль, не все бы её заметили. Моя одинокая бабушка умерла в постели, и в последний путь её проводили соседи, потому что моя мать так и не смогла преодолеть свой гнев. Я не знаю, что там было такого непростительного, но для меня это не имеет значения, потому что, хотя в деревнях ненависть передаётся по наследству, как коровы или бизнес, мне от этой ненависти ничего не досталось. Дом Химены – один из самых больших в округе. Потому что сразу после замужества она собиралась стать многодетной матерью и потом жить со многими внуками, но судьба подарила ей только дочь и мужа, который вскоре умер, и она осталась одна, коротая дни в слишком большом для себя доме в чересчур маленьком посёлке. Мой дедушка всего один раз взял её на пляж, можете поверить? Химена видела море лишь пять раз. «Как это грустно, мама, – говорила я матери, – жить так близко к большой воде, а постоянно видеть только лес». Однако мать отвечала: «Незримое не существует, Лея». Моя мать перестала видеться с моей бабушкой, и Химена прекратила для неё существовать. Если бы всё происходило сейчас, я бы посадила бабушку в машину и отвезла её к морю, потратила бы свои деньги на аренду хостела с гамаками на берегу. Но тогда я была еще слишком мала.

Я покинула Каталину и направилась к тому дому, сеньор. Меня одолевали демоны, вы плохо это себе представляете. Поймите, мне нравится, что наш посёлок посещают посторонние, но ведь эти, приехавшие сейчас, чтобы остаться, ничего не знают о сельской местности, о лесе, и если их сын заблудится, то он точно не окажется там, где лежат дохлые зайцы. Кое-что я, конечно, знаю, но мне неизвестно, куда деваются потерявшиеся дети. И мы, местные, ничего не ведаем о приезжих, сеньор, разве что одно – появляются они потому, что их перестают любить там, где они жили прежде. А в поле нужны и ценятся лишь крестьянские руки, но что приносят с собой эти пришлые? Только абсурдное представление о жизни в сельской местности. Вдобавок говорят о приближении конца света. И ещё – что мир временами рушится. Так что меня, сеньор, одолевали демоны.

Дом был пуст, он пустовал уже три года. Всем было известно, что из Большого Посёлка приходили парочки, чтобы заниматься там любовью. По словам Эстебана, он даже слышал стоны. Мне это казалось вполне нормальным, поскольку при нехватке подходящих мест собственность посёлка должна использоваться и для этого. Ведь влюблённые охвачены страстью, которую невозможно сдержать, и тут уж ничего не поделаешь. Вот почему, если бы этот дом принадлежал мне, его половину занимал бы сейчас хостел, а другую – амбулатория.

Вернувшись в тот день домой, я столкнулась с Хавьером, который собирался оставить мне на коврике