Шатер Скотта нашли восемь месяцев спустя – там были мертвые тела, рисунки путешественников и отснятые негативы. Прежде чем пленки достигли Англии и были проявлены, с момента съемок прошло не меньше года. Вопрос заключался в том, что можно будет по ним понять. Остались ли эти негативы в целости и сохранности? А может быть, они были засвечены? И если на этих фотографиях что-то можно разобрать, отражают ли они какую-то действительность или даже – опять-таки – правду? Выяснилось, что негативы были в отличном состоянии.

По возвращении Амундсена из экспедиции в английских газетах звучали сомнения, что он и в самом деле достиг Южного полюса. Разве не мог он поставить шатер с норвежским флагом где угодно в другом месте антарктического плато? Однако проявленные фотоснимки с участниками экспедиции Скотта рядом с этим же самым шатром, измерения, которые они проделали, и записи в дневниках Скотта уже не оставляли сомнений в победе Амундсена. Но даже после смерти Скотту удалось с той же элегантностью, что свойственна его заметкам, завладеть и нарративом об обеих экспедициях и сказать последнее слово об этих походах. Или, если точнее, газеты и читатели приняли и усвоили правду о путешествии в его изложении. Сегодня, когда информация в долю секунды разлетается по миру, иногда важнее, кто может определять нарратив, чем то, какая действительность за ним скрывается. В глазах мира Скотт стал трагическим героем, в то время как «победу» Амундсена заклеймили за нарушение спортивных норм. По дороге к полюсу норвежец одну за одной убивал ездовых собак и таким образом получал пропитание для отряда и оставшихся животных. В свою очередь, Скотт тоже забил своих пони, но всех за раз, перед подъемом на гигантский ледник, который должен был привести его к плато на полюсе. Пони не смогли осилить подъем на высоту 1500 метров.

С точки зрения логистики его метод уступал методу Амундсена. Однако героический образ Скотта пережил его на целые полвека. Амундсен стал победителем, но Скотт затмил его и стал почитаться как мученик. Лишь спустя десятилетия эту интерпретацию подставили под сомнение – оказалось, что Скотт экспериментировал со снегоходами, которые в 1910 году никуда не годились и сразу глохли. Кроме того, он проигнорировал совет Фритьофа Нансена, величайшего исследователя северного полярного региона. Тот настойчиво советовал Скотту остановить выбор на ездовых собаках и говорил, что использование лошадей неизбежно приведет к провалу. Сегодня образ Скотта гораздо разностороннее, чем раньше. В планировании он часто полагался на удачу, а его методы руководства были не слишком дальновидными. Его сложный, противоречивый характер все чаще принимают во внимание.

Примерно с 1980 года его начали считать героическим головотяпом. В 1996 году вышла новая биография Скотта, написанная Фрэнсисом Стаффордом, в которой содержатся убедительные доказательства такого головотяпства – Скотт привел своих спутников к гибели, а после скрыл следы провала за риторическими красотами. Эта книга дает очень резкую оценку личности Скотта, а сейчас, в XXI веке, нарратив о нем снова чуть сместился в положительную сторону.

Поначалу никто не знал, что окажется на негативах, найденных в шатре Скотта. Можно было лишь с некоторой уверенностью утверждать, что снимки сделал его спутник Генри Бауэрс – умелый фотограф. Пока еще неведомые изображения – в случае, если пленка их сохранила – должны были быть резкими и снятыми при достаточном освещении. Фактически эти кадры доказали, что Скотт и его спутники дошли до палатки Амундсена, установленной на Южном полюсе. Заключалась ли теперь «правда» только в том, что у норвежца могли быть мотивы изобразить победу, установив палатку бог знает где, а у Скотта их точно не было, ведь он признал свое поражение, сфотографировашись у амундсеновского шатра? Как отнеслись бы к Скотту потомки, если бы это путешествие пошло чуть по другому сценарию? Что произошло бы, если бы Бауэрс в этот момент по недосмотру зарядил в камеру уже использованную катушку? Тогда мы нашли бы кадр с двойной экспозицией как единственный документ его полярного похода: две конкурирующие картины сразу, одна поверх другой. Получили бы мы в таком случае и какую-то раздвоенную правду? Что стало бы с оценкой личности Скотта, повествованием о нем и самой его фигурой, если бы на первой съемке этой пленки он был бы запечатлен в эротических или даже откровенно порнографических позах? Это воображаемая ситуация, но она не выглядит слишком надуманной сегодня, когда возможность отделить правду ото лжи почти исчезла, особенно если речь идет о тех, кто живет публичной жизнью у всех на глазах: о политиках и других светских людях.

IV

Аксиома чувств

Сколько правды скрывают чувства? Существуют ли чувства истинные и ложные? Когда принцесса Диана, преследуемая папарацци, разбилась в автокатастрофе в тоннеле под мостом Альма 31 августа 1997 года, поднялась гигантская волна эмоций. В этой катастрофе также погибли ее тогдашний любовник Доди Аль-Файед и водитель Анри Поль, однако их смерти словно бы заслонило этим огромным выплеском чувств. Я вспоминаю, что в это время был на кинофестивале в Теллурайде, что в горах Колорадо. Мой друг и соратник Херб Голдер, профессор классической филологии, расстроившись от казавшихся не вполне уместными рыданий и скорби своей тогдашней подруги, быстро и отрывисто спел насмешливую песню с припевом «Доди и Ди», а мне хватило глупости ему подпеть. Подружка Херба тогда так взъярилась на него, да и на меня, что тут же, не сходя с места, порвала с ним. Ее чувства были глубоко задеты. Тогда мне показалось, что они фальшивы, но такого, по всей видимости, не бывает – чувства всегда верны. Или нет? Что так глубоко оскорбило юную леди? Был ли этот эмоциональный всплеск откликом на архетип «королевы сердец», как сама Диана назвала себя в одном из интервью? Была ли это реакция на принцессу мира чувств, которая заслуживает обожания и любви просто потому, что она вышла замуж за сына королевы? Принцесса прекрасна, молода и никогда не стареет. Ее любят просто за то, что она принцесса. Однако Диана имела множество заслуг, которые к моменту ее гибели не получили должного признания. Она поддерживала ВИЧ-инфицированных, больных раком и людей с психическими расстройствами, участвовала в кампании по запрету пехотных мин. Однако чувства изливались не на эти детали, а на икону. И эти чувства подруги Херба не были ни ложными, ни правдивыми – они были подлинными, настоящими, и они были созданы ею самой.

Интересно, что отец Доди, Мохаммед аль-Файед, египетский миллиардер, живущий в Лондоне, сразу же