Вот ко второй даме, мисс Клариссе Стамп,бывалый сыщик приглядывался куда как заинтересованней. Тут что-то, кажется,было нечисто. Вроде бы англичанка и англичанка, ничего особенного: скучныебелесые волосы, не первой молодости, манеры тихие, чинные, но в водянистыхглазах нет-нет да и промелькнет этакая чертовщинка. Знаем, видели таких. Кто втихом омуте-то водится? Опять же примечательные детальки. Так, ерунда, ктодругой и внимания бы не обратил, но у старого пса Гоша глаз цепкий. Платья икостюмы у мисс Стамп дорогие, новехонькие, по последней парижской моде, сумочкаиз черепахи (видел такую в витрине на Елисейских полях — триста пятьдесятфранков), а записную книжечку достала — старая, дешевенькая, из простойписчебумажной лавки. Раз сидела на палубе в шальке (ветрено было), так у мадамГош точь-в-точь такая же, из собачьей шерсти. Теплая, но не для английскойледи. И что любопытно: новые вещи у этой Клариссы Стамп все сплошь дорогие, астарые плохонькие и самого низкого качества. Неувязочка. Как-то передфайф-о-клоком Гош у нее спросил: «А что это вы, сударыня, золотого кита ни разуне наденете? Не нравится? По-моему, шикарная вещица». Что вы думаете? Залиласькраской почище «японского дворянина» и говорит: мол, надевала уже, вы просто невидели. Врет. Уж Гош бы заметил. Была у комиссара одна тонкая мыслишка, но туттребовалось подгадать психологически верный момент. Вот и посмотрим, как онаотреагирует, эта Кларисса.

Раз уж мест за столом десять, а безэмблемныхнабралось четверо, решил Гош дополнить комплект за счет прочих субъектов,хоть и со значками, а тоже по-своему примечательных. Чтоб расширить кругпоиска — места-то все равно остаются.

Перво-наперво потребовал от капитана, чтобы к«Виндзору» приписали главного корабельного врача мсье Труффо. Джосайя Клиффповорчал, но уступил. Зачем Гошу понадобился главный врач — понятно:единственный на «Левиафане» медик, укольных дел мастер, которому по статусуположен золотой значок. Доктор оказался низеньким, полненьким итальянцем соливковой кожей и лобастой лысой головой, которую венчал жидковатый зачес.Просто не хватало воображения представить этого комичного субъекта в ролибеспощадного убийцы. Вместе с врачом пришлось выделить место его супруге.Доктор всего две недели как женился и решил совместить полезное с приятным, тоесть службу с медовым месяцем. Стул, занятый новоиспеченной мадам Труффо,пропадал зря. Постная, неулыбчивая англичанка, избранница пароходного эскулапа,казалась вдвое старше своих двадцати пяти лет и нагоняла на Гоша смертельную тоску,как впрочем, и большинство ее соотечественниц. Он сразу окрестил ее «овцой» забелые ресницы и блеющий голос. Впрочем, рот она раскрывала редко, посколькуфранцузского не знала, а разговоры в салоне, слава Богу, в основном велисьименно на этом благородном наречии. Значка у мадам Труффо вообще никакого небыло, но это и естественно — она и не офицер, и не пассажир.

Еще комиссар усмотрел в регистре некоегоиндолога-археолога Энтони Ф. Свитчайлда и решил, что индолог ему в самый разсгодится. Ведь покойник Литтлби тоже был чем-то в этом роде. Мистер Свитчайлд,долговязый штырь в круглых очках и с козлиной бороденкой, в первый же ужин самзавел разговор об Индии. После трапезы Гош отвел профессора в сторонку иосторожно повернул беседу к коллекции лорда Литтлби. Индолог-археологпренебрежительно обозвал покойника дилетантом, а его коллекцию кунсткамерой,собранной безо всякого научного подхода. Мол, единственная настоящая ценностьтам — золотой Шива. Хорошо, что Шива отыскался сам по себе, потому что французскаяполиция, как известно, умеет только взятки брать. От этого вопиющенесправедливого замечания Гош сердито закашлялся, но Свитчайлд лишь посоветовалему поменьше курить. Далее ученый снисходительно заметил, что Литтлби, пожалуй,обзавелся неплохим собранием расписных тканей и платков, среди которыхпопадаются крайне любопытные экземпляры, но это скорее из области туземныхремесел и прикладного искусства. Недурен и сандаловый ларец XVI века из Лахорас резьбой на сюжет из «Махабхараты» — и дальше завел такую бодягу, что комиссарвскоре заклевал носом.

Последнего соседа Гош подобрал, чтоназывается, на глазок. В буквальном смысле. Дело в том, что недавно комиссарудовелось прочесть одну занятную книженцию, переведенную с итальянского. НекийЧезаре Ломброзо, профессор судебной медицины из итальянского города Турина,разработал целую криминалистическую теорию, согласно которой прирожденныепреступники не виноваты в своем антиобщественном поведении. По эволюционнойтеории доктора Дарвина, человечество проходит в своем развитии определенныеэтапы, постепенно приближаясь к совершенству. Преступник же — эволюционныйбрак, случайное возвращение на предшествующую ступень развития. Поэтомураспознать потенциального убийцу и грабителя очень просто: он похож на обезьяну,от которой все мы и произошли. Комиссар долго размышлял над прочитанным. Содной стороны, среди пестрой череды убийц и грабителей, с которыми ему пришлосьиметь дело за тридцать пять лет полицейской службы, далеко не все походили нагорилл, попадались такие ангелочки, что взглянешь — слеза умиления прошибает. Сдругой стороны, обезьяноподобных тоже хватало. Да и в Адама с Евой старый Гош,убежденный антиклерикал, не верил. Теория Дарвина выглядела поосновательней. Атут среди пассажиров первого класса попался ему на глаза один фрукт — прямо скартинки «Характерный тип убийцы»: низкий лоб, выпирающие надбровные дуги,маленькие глазки, приплюснутый нос, скошенный подбородок. Вот комиссар ипопросил поместить этого самого Этьена Буало, чайного торговца, в «Виндзор».Оказался милейшим человеком — весельчак, отец одиннадцати детей и убежденныйфилантроп.

В общем, получалось, что и в Порт-Саиде,следующем порте после Гавра, плавание папаши Гоша не закончится. Расследованиезатягивалось. При этом многолетнее чутье подсказывало комиссару, что он тянетпустышку, нет среди всей этой публики настоящего фигуранта. Вырисовываласьтошнотворная перспектива плыть по всему чертову маршруту Порт-Саид — Аден —Бомбей — Калькутта, а в Калькутте повеситься на первой же пальме. Невозвращаться же побитой собакой в Париж! Коллеги поднимут на смех, начальствостанет тыкать в нос поездочкой в первом классе за казенный счет. Не турнули бына пенсию раньше срока…

В Порт-Саиде Гош скрепя сердце разорился надополнительные рубашки, поскольку плавание выходило длинным, запасся египетскимтабачком и от нечего делать прокатился за два франка на извозчике вдользнаменитой гавани. Ничего особенного. Ну, здоровенный маяк, ну два длиннющихмола. Городишко производил странноватое впечатление — и не Азия, и не Европа.Посмотришь на резиденцию генерал-губернатора Суэцкого канала — вроде Европа. Нацентральных улицах сплошь европейские лица, разгуливают дамы под белымизонтиками, топают пузом вперед богатенькие господа в панамах и соломенныхканотье. А свернула коляска в туземный квартал — там зловоние, мухи, гниющиеотбросы, чумазые арабские гамены клянчат мелочь. И зачем только богатыебездельники ездят в путешествия? Везде одинаково: одни жиреют от обжорства,другие пухнут от голода.