Мне нравится ее честность и наглость. Кроме того, что мне, безусловно, нравится ее фигура и внешность.

Я помню, как впервые увидел Полину. Меня пригласили сказать какую-то пафосную речь перед выпускниками института, который периодически получает что-то вроде помощи из моего благотворительного фонда. Терпеть не могу говорить громкие слова о будущем, о призвании и тому подобной ерунде, но пришлось соглашаться. Моя речь была короткой, около десятка предложений, и, насколько я помню, она не очень порадовала ректора, потому что я никогда не говорю «по бумажке», и точно не то, что хотят услышать. Но мужик пожал мне руку и высказал восхищение глубине моей мысли. Куда бы он делся?

Полина сидела в первом ряду. Понятия не имею почему, но как-то сразу уронил на нее взгляд. Может потому, что ей очень шла шапочка с кисточкой. А еще потому, что она скривилась, как от оскомины, когда увидела меня поближе, уже во время фуршета. Потом я увидел, как она болтает с какой-то высокой женщиной: речь определенно шла обо мне, потому что обе поглядывали в мою сторону. Полина — с отвращением, ее спутница — с интересом. Женщины редко смотрят на меня с интересом до того, как узнают, кто я такой. Ирина первая пригласила меня потанцевать и как-то, незаметно для меня, увлекла разговором.

Ирина любит меня — я это знаю. Просто потому, что есть определенные вещи, сигналы и импульсы, которые запросто можно прочесть на лице любой женщины, если знать, куда смотреть. Только поэтому наши отношения протянули так долго — никто и никогда не смотрел на меня так, как она.

Я никогда не мечтал о Полине. Возможно, лет в шестнадцать, у меня был бы жуткий стояк на ее ноги, высокую задницу и определенно красивую грудь, но к тридцати пяти я, к счастью, стал циником и реалистом. Такие, как я, красивых женщин привлекают только в качестве щедрого спонсора, а я далек от того, чтобы наслаждаться покупными отношениями.

Но сегодня Полина пришла сама. И только по этой причине я не послал ее еще в холле гостиницы. Стало любопытно, что от меня нужно сломанной кукле.

Оказалось, нужно все.

— Останешься у меня, — говорю я, когда Полина начинает поглядывать в сторону двери.

— Зачем?

— Хочу быть уверен, что ребенок мой.

— Может быть, я была беременна до того, как пришла? — сухо проверят мою реакцию Полина.

— Тогда у тебя большие проблемы с инстинктом самосохранения.

Она просто огрызается. Даже мысли не возникает, что Полина могла перелететь океан только ради того, чтобы подсунуть мне чужого ребенка. Слишком против ее характера. Она даже не трудилась скрыть отвращение, когда смотрела на меня все эти три года. Сломанная Кукла — маленькая циничная дрянь, но не лгунья. В этом мы с ней похожи.

Полина щурится, но мне все равно, обидно ей или нет. Я просто защищаю свои инвестиции, а у Куклы, похоже, тот самый кризис, в котором она готова пойти на что угодно, чтобы добиться своего. У меня нет никаких иллюзий на ее счет, но она выглядит готовой дать мне то, что я хочу, в обмен на брак и деньги.

Полгода назад у нас с Ириной был серьезный разговор о детях и будущем наших отношений. Я предельно четко и ясно донес мысль о том, что хочу наследника в ближайшем обозримом будущем, правда, не стал уточнять почему вопрос встал так остро именно сейчас. Ограничился историей о том, что хочу стать отцом в том возрасте, когда еще смогу гонять в футбол со своим сыном и при этом не умирать от ревматизма. Она предложила вариант с суррогатной матерью, но я отсек его на корню. Не хочу ребенка, которого вырастят в пробирке или подселят в свиноматку. Просто не хочу и все, и раз у меня нет проблем, то я могу выбирать, и я выбрал: мы с Ириной договорились на шесть месяцев. Шесть месяцев, за которые она должна была попытаться выносить ребенка хотя бы пару месяцев.

Она даже не забеременела, хоть мы трахались, как кролики.

Я деловой человек: привык держать слово и контролировать сроки. Шесть месяцев истекли две недели назад. Я прислал Ирине цветы и пожелания всего самого лучшего, потому что в нашем возрасте уже не до трагических прощаний.

— Я сама скажу сестре о нас, — говорит Полина, присаживаясь на диван.

Пожимаю плечами. Не мне же говорить своей бывшей, что я сделал ребенка ее сестре. Надеюсь, что сделал.

Семь месяцев спустя

Ребенок на мониторе УЗИ похож на маленького инопланетянина, который вот уже семь месяцев живет в моем животе, и с каждым днем все чаще и больше напоминает о себе. В основном болями в пояснице и отеками ног.

За все время беременности меня тошнило всего дважды. Первый раз на раннем сроке, около трех недель, кажется. Второй — в конце первого триместра. И на этом все. До четырех месяцев у меня даже живота не было видно, и я наслаждалась всеми прелестями жизни жены мужчины, для которого не существует слова «нет». И для которого, как женщина, не существую я. К счастью, потому что, хоть теперь мы видимся куда чаще, я так и не смогла к нему привыкнуть.

Мы спим в разных спальнях в противоположных концах дома. Я занимаюсь благотворительностью просто потому, что должна хоть чем-то заниматься. Но по большей части моя «работа» состоит в том, чтобы сопровождать его на важные мероприятия, изображать любящую жену и быть чем-то вроде яйца Фаберже, которое должно быть в коллекции роскоши любого состоятельного человека. Я — просто деталь, придающая правильный оттенок его статусу. Не считая того раза в гостинице, Адам больше ко мне не прикасался. Иногда мне кажется, что я ему так же глубоко противна, как и он мне, но я безумно рада, что все именно так: по крайней мере, теперь мне не приходится корчиться под пыхтящим мужиком и изображать удовольствие, а потом чувствовать себя так, будто меня изнасиловали овощной теркой.

— Это точно мальчик, — говорит Тамара Сергеевна, доктор, которая ведет мою беременность практически с первого дня. — Здоровый крепкий мальчик. Развитие по срокам. Думаю, к моменту родов будет около трех килограмм.

Мне не нравится тон ее последней фразы.

— У тебя узкий таз, Полина.

Тамара Сергеевна напоминает об этом почти в каждое мое посещение. Та же проблема была у моей матери, но и меня, и Иру мама родила сама. Если она смогла, когда медицина была не такой продвинутой, то и я смогу.

Меня наблюдают в лучшей частной клинике — Адам любит, чтобы у него все было высшего класса. Даже иголки, которыми в вены его инкубатора вкалывают витамины.

— Я предлагаю сделать кесарево сечение.

— Нет. — Я спускаю ноги на пол, морщусь от тянущей боли в пояснице и с минуту жду, пока пройдет приступ. Поднимаюсь, накидываю подарок Адама, о котором он вообще вряд ли догадывается — шоколадного цвета манто из соболя. На улице апрель, но снегопады заметают столицу еще яростнее, чем в зимние месяцы.

— Полина, у тебя могут быть разрывы.

— Мне плевать, я рожу сама.