Ужинать с Алисой одно расстройство. Глядя, с каким аппетитомлопает она, я забыла про диету и сильно повредила фигуре.

— Ничего, — успокоила меня Алиса, — будем долго гулять поночному городу и сплетничать, сплетничать.

— Это всегда пожалуйста, — обрадовалась я. Так мы ипоступили. Домой вернулись глубокой ночью и, ни на секунду не прекращая беседы,еще раз поужинали, приняли душ, почистили зубы и улеглись спать. Но и лежа впостели продолжали болтать, болтать, болтать…

Когда встречаются две подруги, которых объединяют и детство,и юность, им всегда найдется о чем потолковать. Конечно же, мы проговорили доутра. Алиса оказалась слабее меня, часам к семи прямо на полуслове заснула.Несмотря на бессонную ночь, она снова была свежа. Я успокоилась, поцеловала еев нежную щечку, оделась, схватила сумку и тихонечко выскользнула из квартиры.Едва подошла к лифту, как двери раскрылись и передо мной предстала Марго сведром, наполненным пакетиками удобрений.

— О, Софья Адамовна, — воскликнула она, — ты уже уезжаешь?

— Да. Мне пора.

Марго нахмурилась и заговорщицки прошептала:

— Зря ты Алиску покидаешь, здесь творится такое, такое! Онамне не верит, не хочет замечать, а напрасно, напрасно.

Она сделала страшные глаза и замолчала. Я отметила, что иМарго уже повторяет последние слова в каждой фразе. Всех уже Алиска заразила.

— Здесь творится такое, такое, — бормотала Марго, преграждаямне путь к лифту.

Я рассердилась:

— Какое — такое? Чахнут цветы?

— Да, и цветы тоже. Видишь, — Марго кивнула на лестницу,ведущую вниз. — Видишь, мелькнул человечек в черных чулках, в черных чулках.

Признаться, я не увидела человечка. Спустилась на несколькоступеней, заглянула на нижний этаж и все равно никого не увидела.

«Бедняжка, — подумала я. — Так будет с каждым, кто долгопообщается с Алисой, пообщается с Алисой».

Марго, между тем, остановилась, дико озираясь, и забормоталаотчетливой скороговоркой:

— Невидимый, взявший себе опорой землю, вырывший пропасти,чтобы наполнить их своим могуществом! Ты, имя которого заставляет содрогатьсясводы мира, который направляет потоки семи металлов по каменным жилам,Властитель семи Светов, вознаграждающий труд рудокопов, выведи нас нажелательный нам воздух…

Я была поражена. До сей поры Марго казалась мне женщинойпусть и не слишком образованной, но, безусловно, умной и рассудительной. Теперьже она производила прямо противоположное впечатление.

— Маргуша, — ласково сказала я, отходя на всякий случайподальше. — Маргуша, дорогая, что за чушь ты несешь?

Она отмахнулась, уставившись остекленевшими глазами куда-тов угол. Словно и нет меня. Застыла и бормотать стала погромче:

— О, устойчивость и движение! О, господин, всегдавознаграждающий своих рабочих! О, серебристая белизна! О, золотой блеск! О,венец живых и мелодичных алмазов!

— Каких, каких алмазов?! — теряя терпение, закричала я. —Мелодичных?

— Да, да, мелодичных, — вполне здраво, тоном предельнозанятого человека ответила Марго. Сделала знак, подожди, мол, и продолжила спредельной серьезностью:

— Ты, который скрыл в земле, в царстве камней, чудное семязвезд…

Терпение мое лопнуло.

— Марго!! — рявкнула я что есть сил, решительно вцепилась вее руку и принялась трясти эту сумасшедшую, как черт сухую грушу.

Никакой реакции. Лишь бормотание стало каким-то прерывистым,заикающимся:

— Т-ты н-ас с-дел-ал. Ам-инь!

Когда я уже была готова будить и звать на помощь Алису,Марго, удовлетворенная, остановилась и с укоризной взглянула на меня.

— Софья Адамовна, — обиженно сказала она, — что ж это тымолитву читать мешаешь?

С облегчением я заметила, что сумасшествия уже нет в ееглазах.

— Молитву? — возмутилась я. — Теперь понятно, почему Алисабольна. Мне самой в пору читать молитву! Об исцелении страждущих от душевныхболезней. Что это ты там несла об алмазах мелодичных?

— В книжке так написано, — сконфуженно пояснила Марго.

При слове «книжка» я, в таких делах дока, сделала стойку и спрезрением спросила:

— В какой такой книжке могли написать подобную чушь?

— В практической магии.

Я призадумалась. Горький опыт у меня имелся. Не так уж идавно все мои подруги повально увлеклись спиритизмом. Сколько сил потратила я,чтобы разоблачить мошенников и отвратить подруг от глупости, одному богу известно.Однако практика показала: с налету всю эту мистическую чепуху из женской головыне выветрить.

— Маргуша, — ласково поинтересовалась я, — а для чего тымолитву читала?

— Как же, — возмутилась Марго, — сама же видела: человечек вчерных чулках побежал. Гном это.

— И ты молитвой, значит, на гнома воздействовать решила?

— А чем же еще, — искренне удивилась Марго. — Молитваспециальная. Так и называется:

«Молитва к гномам». Я ее пока выучила, семь потов сошло.Зато теперь, чуть что, читаю.

— И помогает?

— Поможет, обязательно поможет, — убежденно заявила Марго и,переменившись в лице, закричала:

— Вот! Побежал! Опять! Опять!

На этот раз и мне показалось, что на лестнице мелькнулатень.

— Знаешь что, Маргуша, — сказала я, — еще пара твоих молитв,и у меня в голове появятся тараканы.

— Гномы, — поправила меня Марго. — Гномы.

Алиса разбередила мне душу. Мало того, что она на все ладырасхваливала своего Германа, будто я слепая и не вижу ее новой квартиры, такеще и эти телеграммы, и звонки. Едва мы вернулись с ночной прогулки, раздалсяочередной звонок. С экватора Герман интересовался, как чувствует себя Алиса ипо-прежнему ли любит его. Минут двадцать они, как голубки, ворковали.

Легко представить, с каким смешанным чувством приняла я этособытие. Настроившись на разрыв, я демонстрировала Евгению абсолютнейшуюнезависимость, а теперь пожалела, как никогда ощущая одиночество. Никто незвонит мне, не интересуется, люблю ли его. Нет ничего хуже жалости к себе.Самые глупые поступки совершаем мы с этим чувством. Нет ничего безжалостней кнам, чем эта самая жалость.

Вернувшись в Москву, я тут же бросилась капать ядом насчастье Юльки. Звонила ей в любое время суток и передавала всяческие поручениядля Евгения и в конце концов добилась своего: Женька мне позвонил. Сам! Хотя яего об этом не просила…