Мимо нас прогремела ведром Марго. Она остановилась,скептически глянула на котенка и вынесла бедняге жестокий приговор:

— Сдохнет.

— Что за чушь? — возмутилась я. Симочка грустно вздохнула:

— В нашем подъезде действительно не живут коты. Вподростковом возрасте сдыхают.

Я толкнула дверь квартиры Алисы и жизнеутверждающе сказала:

— Мой Шустрик не умрет.

— Посмотрим, — усмехнулась Марго, устремляясь за мной вквартиру.

В прихожей я опустила на пол чемодан, поставила на столиккотенка и принюхалась:

— Красками не пахнет.

— Какой там пахнет, — горюя, отозвалась Марго. — Алискасовсем разболелась, уже и с постели не встает. Сглазили ее эти стервы,сглазили.

Недоумевая, о ком идет речь, я не стала рассусоливать, сразуотправилась в спальню к подруге. Она уже не спала, проснулась от громкогоголоса Марго, поняла, что я приехала, и с нетерпением ждала.

— Ой, котенок! — обрадовалась она и тут же потянулась к нему.

— Это Шустрик, — пояснила я. — Шел к тебе в гости, давстретил меня в подъезде.

Алиса поверила и принялась нацеловывать котенка, ласковоприговаривая:

— Ах ты ко мне в гости шел? В гости шел?

Я внимательно за ней наблюдала. Бедняжка действительно быласовсем плоха: темные круги под глазами, синеватая бледность, вялость. Легкогокотенка она брала так, словно он был пантерой.

— Так, — сказала я, — звоню Фаине.

Фаина — подруга Алисы. Надо сказать, что Алиса тащит пожизни длиннющий шлейф детских привязанностей: Фаина, Лора, Нюра, Карина — всезмеи. Похвастать таким же количеством подруг, как и я, Алиса не может, но ей исвоих довольно. На вернисаже были все те, к кому я с детства ее ревновала.

Ах, еще в детстве, приезжая в Ленинград на каникулы к бабуле,я неизбежно попадала в компанию подруг Алисы. Все они очень милы, но, уверена,терпеть не могут меня. И все по той же причине: ревнуют к Алисе. Выросли,повзрослели и даже постарели, но по-прежнему ревнуют. На вернисаже все, какодна, изобразили бурную радость, увидев меня. Слишком бурную, чтобы в нее можнобыло поверить.

Но вернемся к Фаине. Она психиатр, а потому исполняет в ихместном кружке те же функции, что и моя Роза в нашем, — лечит всех подряд отвсех болезней.

— Звоню Фаине, — сказала я и, не обращая внимания навозражения Алисы, позвонила.

Фаина с детства была очень крупной. Она правда не доросла домоей Маруси, но зато обладает таким басом, которому позавидовал бы Шаляпин.

— В чем дело? — пробубнила она. — Алиска? Опять умирает? Такбывает всегда, когда ее Герман уезжает в командировку.

Я рассердилась:

— Возможно, раньше она не паниковала и умирала себепотихоньку, но сейчас она позвала на помощь меня! Думаешь, я могу смотреть, какгибнет любимая подруга? В отличие от тебя не могу!

— А я и не смотрю, — пробасила непробиваемая Фаина. — Мненекогда.

— И все же найди время, — посоветовала я. — Осмотри Алису.

Фаина выругалась, но через час приехала. Она долго пыхтела,осматривая Алису, сердито дула в свои роскошные черные усы и наконец поставиладиагноз:

— Абсолютно здорова.

— Что? — вспылила я. — Здорова? С такими кругами подглазами?

Фаина потрогала на своем носу бородавку и отрезала:

— С такими кругами я всю жизнь живу, пускай теперь и онапоживет.

Я дар речи потеряла, беспомощно хватала воздух, пока Фаинаупаковывала фонендоскоп в свой чемоданчик.

— Ну ладно, девочки, — пробасила она, — мне пора. Психи меняждут. Я очнулась и закричала:

— Психи? А как же Алиска? Фаина изумилась:

— Она же не псих, вот когда у нее крыша съедет, изволь, тащико мне, а в другом я вам не помощник. Здорова, на мой взгляд, но если неверите, обратитесь к терапевту.

— Фаня! — завопила я. — Как же здорова? Только глянь на еекожу! За несколько дней она стала вся в мелкую морщинку!

Фаина присмотрелась к коже Алисы и радостно нам сообщила:

— Я всю жизнь с такой живу, теперь будет жить и она. Этостарость, она пока неизлечима.

На этой «оптимистичной» ноте Фаина выплыла, еще раз нампояснив, что ее ждут психи.

Уже у лифта я ее отловила и, схватив за руку, отчитала забездушие.

— Ты громче всех на вернисаже кричала, что любишь Алиску, —напомнила я.

— И не такое кричу, когда нажрусь, — пробасила Фаина.

Я плюнула и хотела вернуться в квартиру, но она сама остановиламеня и прошептала:

— Мархалева, не гони волну. Алиска действительно здорова,как корова, а то, что с ней происходит, обычная хандра.

Я растерялась:

— Хандра?

— Хандра-хандра, — заверила меня Фаина. — Как психиатр тебеговорю. Круги под глазами, потому что плохо спит, тоскует без Германа. Еслижелаешь ей добра, не бросай одну, а развлеки. Ну все, я к психам, — и онаскрылась в лифте. Я вернулась к Алисе и постановила:

— Вызываю Германа!

— Ни в коем случае! — запротестовала она. — Если ты скажешь Герману,что я больна, он бросит дела и примчится, а капиталисты мгновенно расторгнут сним контракт. Мы останемся без денег, а без денег я сразу умру, сразу умру, —пригрозила Алиска. Я сдалась:

— Ладно, поднимайся, пойдем купаться и загорать. Ты ведешьнездоровый образ жизни.

Алиса нехотя встала, оделась, и мы отправились к заливу.

Несмотря на то, что вода в Маркизовой Луже оказаласьледяной, я заставила Алиску туда нырнуть. Сама, подрагивая от холода,мужественно стояла на берегу под порывами ветра, щедро выдавая рекомендации поздоровому образу жизни. Со смаком затягиваясь сигареткой, поведала также и овреде курения. Здесь мне было что сказать — часами об этом вреде могу говорить,как-никак на себе испытала.

Алиса стойко плавала в ледяной воде. Время от времени онавыдыхалась, останавливалась, и я вынуждена была лекцию прерывать, грознокомандуя:

— Плыви! Плыви!

Всегда готова помочь друзьям, но еще больше вдохновляюсь,когда помощь ограничивается добрым советом. Здесь мне нет равных. Видимо, и вэтот раз речь удалась — к нам подтянулась публика. Когда я закончила, они замалым не разразились аплодисментами, чего нельзя сказать об Алиске.