— Здорово, дружище! — И тут же, взглянув на женщину, спросил: — А это и есть та самая красавица, которую ты безуспешно пытался мне описать?

— Она, она, — сияя от радости, подтвердил Грязнов. — Это — Дусенька. Есть, понимаешь ли, на Руси великой такое нежное женское имя.

— Здравствуйте, Дусенька. — Турецкий взял ее руку, интеллигентно склонился к ней и запечатлел поцелуй, отчего Дуся смутилась и даже инстинктивно попыталась отдернуть пальцы. — Да, — констатировал Турецкий, — никто у вас тут, ну, кроме Славки, ни хрена не смыслит в вежливом обращении с женщиной. Ну и глухомань! Но вы не бойтесь, Дуся, я думаю, мы с ним вдвоем скоро наведем здесь соответствующий порядок… Ну что, поехали? Прошу в кузов. — Он вернулся к машине и открыл заднюю дверь. — Штурман — вперед! Ох и устал же я, ребята! Сейчас бы стакан водки и — в койку. И чтоб утром не будили. И с Иркой не соединяли. А что, нельзя, нет? — Он посмотрел безнадежным взглядом.

— Можно, — засмеялся Грязнов, — сегодня все можно. Видишь, Дусенька, какая ты молодчина, и как ты права была. Правильно, гостей — на завтра. Давай помогу подняться в машину.

— Славка, осторожно, там хрупкий хрусталь. Мне почему-то показалось, что в ваших палестинах приличного вина не достанешь, и загрузился еще вчера вечером. Всю дорогу, поверишь, звякали, душу травили. Боялся не доехать, так раздражали. Плакать хотелось от бессилия.

— Но ведь ты же превозмог?

— С большим трудом, а также исключительно из глубокого уважения к твоей Дусеньке. Нельзя же такую прекрасную женщину поить черт знает чем, пойлом каким-нибудь! Это ж себя потом не уважать! Дом покажете, или искать надо?

— Почему такой вопрос? — удивился Грязнов.

— Не знаю, может, мне просто показалось. Подбираюсь ползком к этой деревне и вижу: замерли под фонарем двое. Причем явно целуются. И откровенно это делают. Смотрю внимательнее: так это ж вы! Ну а в таком состоянии люди часто забывают, где они и что с ними происходит. Так я думаю. Но, может быть, и не прав. Если у события была уже соответствующая предыстория…

— Была, была! — Грязнов расхохотался. — Узнаю острый глаз сыщика! Смотри-ка, и выводы делаешь безошибочные, надо же?

— Поживи с мое, Славка! — Турецкий тяжко вздохнул и бодро запрыгнул за руль…

Ночной ужин был коротким и веселым. Дуся от души хохотала над перешучиванием друзей, все ей было внове. Причем что-то деловое и серьезное они немедленно перемешивали с анекдотами, смешными историями. Она пила восхитительное вино, которое заставляло играть совершенно уже шальным блеском ее кошачьи глаза. Подметив это, Турецкий словно бы ненароком сказал:

— Я думаю, господа мои хорошие, что мне теперь самое время отдаться в объятия Морфея, а тебе, Славка, если ты не желаешь окончательно превратиться в большого и жирного мыша, надо тоже немедленно отправляться бай-бай!

— При чем здесь мышь? — Грязнов не понял, и Дуся тоже уставилась вопросительно.

— А ты взгляни в Дусины глаза и все поймешь без посторонней подсказки. Привет, до завтра, впрочем, уже до сегодня. Будить запрещаю. На веранде — это, надеюсь, приготовлено ложе для меня? Молодцы, правильно подумали, но после такой дороги я бы все равно ничего не услышал.

— Откуда у тебя такие догадки? — Грязнов усмехнулся.

— Элементарно, Ватсон. Вы ведь заранее позаботились о том, чтобы я не слышал сегодня мышиной возни, да?

— Ну, ты — отпетый негодяй! — воскликнул Грязнов, заметив, как остро сверкнули глаза у Дуси, и ухмыльнулся. Ох, не к добру, кажется, сверкнули!..

— Что поделаешь, Славка, опыт учит нас… впрочем, ничему умному мы с тобой так за всю жизнь и не научились. Вся надежда — на них, на женщин. Спроси у Дуси, она ведь все поняла, или я уже и в женщинах ничего не смыслю.

И он гордо удалился на веранду, а вскоре оттуда донесся его богатырский храп. Дорога закончилась, и он наконец имел право расслабиться. Действительно, больше двадцати часов за рулем — это не просто. Дуся вопросительно смотрела на Вячеслава. Он усмехнулся со значением и сказал:

— Знаешь, мне как-то неловко подводить друга. И что он там говорил насчет мышиной возни? Это он меня имел в виду? Полагая, очевидно, что ты — кошечка? А ведь он не ошибся, бродяга… Пойдем, и покажи мне, что ты сделаешь с большим и жирным мышом. Наверное, он так хотел меня обидеть, да? Как ты считаешь?

— Да какой ты жирный? Иди уж, защитничек, егерь… — Женщина ласково подтолкнула его в спину. — Смешно, а ведь он прав. Так бы и съела…

Грязнов захохотал.

Турецкий обещал спать долго, но победила привычка подниматься рано. А может, разбудило звяканье ножа и вилки в руках Вячеслава. Быстро вскочив, Саня натянул «треники», майку и вышел на кухню. Завтрак был в разгаре.

— Так, — многозначительно произнес он, — ощущаю явную дискриминацию. Кому-то — женщину и завтрак, а кому-то фигу с маслом? За что такое несправедливое наказание приезжему мальчонке?

— Так ты же весь день проспать хотел. Или мы тебя не поняли? Грязнов вопросительно уставился на Дусю, ожидая ее реакции на «кому-то женщину». Но она всех переиграла, показав движением рук и мимикой, что от правды не уйдешь: именно так, кому-то — все, а кто-то… сам виноват, не зевай. И мужчины дружно расхохотались: уж очень все было продемонстрировано наглядно.

— Ай, молодец! — воскликнул Турецкий. — Славка, да я бы на твоем месте… А! — Он махнул рукой. — Ну вас! Одно расстройство! Морду лица где можно умыть?

— Идем, покажу, — вскинулась Дуся и повела Турецкого на двор, к умывальнику, захватив с полки шкафа свежее полотенце.

Грязнов слышал, как громко фыркал Саня и хохотала, даже повизгивая, Дуся: наверное, он брызгал на нее холодной водой. Вернулись оба оживленные и смеющиеся. Вячеслав невольно ощутил легкий укол ревности. Но женщина ушла в комнату, к буфету, за чистой тарелкой, очевидно, из сервиза, предназначенного для гостей, на котором подавала и ему, а Турецкий, усевшись верхом на табуретке, качнул головой назад и показал Грязнову большой палец. Негромко произнес:

— По-моему, ты будешь большой дурак, если упустишь такой шанс, мой генерал.

Серьезно сказал, без подначки.

— Так считаешь? Турецкий кивнул.

— Ты как, со мной или будешь отдыхать еще? — Грязнов подмигнул Дусе, и та отчего-то смутилась.

— Конечно, с тобой. Стоило гнать издалека, чтобы упустить шанс натянуть тебе нос, изловив самую большую рыбу. Как полагаете, Дуся, удастся мне такая авантюра? Только учтите, он — великий мастер, а я так, подмастерье.

— Сможете, но — вряд ли!

— Вот это, я понимаю, ответ! — восхитился Турецкий. — Да, но нет! Здорово! Дуся, вы что, со Славки пример берете? Он ведь тоже всю жизнь такой — уклончивый.

— Зачем же, Вячеслав Иванович — искренний человек, говорит что думает.