– Это вы так думаете, – возразил Дронго. – Или хотите такдумать…

– Не знаю, – признался Нодар. – Сам не знаю, чего я хочу. И,по-моему, у нас многие не знают, чего они хотят. Иначе мы не шарахались бы изстороны в сторону. Во всяком случае, убийство Гургенидзе выгодно именнороссийской стороне.

– Давайте начнем с генерала, – предложил Дронго.

Нодар тяжело вздохнул, затем тихо сказал:

– Теряем лучших. Гургенидзе был одним из самых лучших нашихгенералов. Все думали, что он станет министром внутренних дел республики.

– Он давно работал в милиции? Или у вас уже успелипереименовать милиционеров в полицейских.

– Успели. Он работал в милиции-полиции всю свою жизнь.Больше двадцати пяти лет. Закончил юридический факультет нашего университета.Начинал обычным следователем, потом был старшим следователем. В двадцать девятьлет стал заместителем начальника райотдела. Затем поехал в Москву на учебу,вернулся уже начальником отдела министерства. В девяностом году ушел из органовМВД, после того как у нас выбрали Звиада Гамсахурдиа. В девяносто третьемвернулся. Снова на свое место. Гургенидзе хорошо знал английский язык,самостоятельно выучил турецкий. Он вырос в Тбилиси, в районе Шайтанбазара, атам жило много татар… Извините, но мы обычно так называли всех азербайджанцев,лезгин, аварцев, чеченцев, татар. В девяносто восьмом его назначилизаместителем министра внутренних дел. Вот, собственно, и все. Он был настоящийпрофессионал, очень грамотный, толковый специалист.

– А чем генерал занимался те три года, пока не работал? – поинтересовалсяДронго. – Я имею в виду с девяностого по девяносто третий год. У него был свойбизнес? Или перешел на другую работу?

– Нет, он ушел на преподавательскую работу. В Москве послеучебы в Академии МВД он стал кандидатом юридических наук. И вернулся к нам ужеподполковником.

– У него должны были остаться в Москве связи и знакомые…

Нодар чуть удивленно посмотрел на Дронго. Затем согласнокивнул:

– Конечно. У нас у всех остались друзья в Москве. И в другихгородах тоже.

– Сколько ему было лет?

– Только сорок девять. Все считали, что у него большоебудущее.

– Вы говорили, что американцы обещали вам помочь.

– Должны прилететь сотрудники ФБР. Хотя я не думаю, что онипоймут, почему Гургенидзе ушел из МВД после прихода к власти Гамсахурдиа. Намбудет трудно им объяснить некоторые очевидные для нас вещи. В Америкепрофессионалы не уходят из полиции после смены очередного президента. Хотя,может быть, сотрудники ФБР и сумеют нам чем-то помочь.

– Солидная компания, – пробормотал Дронго, – специалистыФБР, ваша прокуратура, независимый эксперт. Надеюсь, вы не пригласили офицеровиз ФСБ?

– Нет, не пригласили, – не захотел понять его юмора Нодар. –Нам нужно провести независимое расследование, чтобы найти убийцу. И еслиокажется, что в убийстве Гургенидзе виноваты наши северные соседи, мы не станемскрывать этот факт ради сохранения наших дружеских связей, – очень серьезнодобавил он.

– А разве они остались? – вздохнул Дронго. – Мне кажется,обе стороны сделали все, чтобы отношения между ними перестали быть дружескими.

– Вопрос не ко мне, – заметил его собеседник, – я не министриностранных дел и не отвечаю за нашу внешнюю политику.

– Мы все отвечаем за политику наших чиновников, – несогласился с ним Дронго, – и за внутреннюю и за внешнюю. Политики в большинствесвоем популисты и всегда стараются идти на поводу у большинства населения.Очень немногие из них позволяют себе идти «против волны».

– Возможно, – кивнул Нодар, – но именно поэтому нам важнознать, кто убил генерала Гургенидзе. Если хотите, нам важно точно установитьпричастность любой из сторон к его смерти. Возможно, в его убийстве былизаинтересованы и внутренние силы в нашей стране, которые пытаютсядестабилизировать обстановку.

– Вы сказали, что он ушел с работы после прихода к властизвиадистов, – напомнил Дронго. – У него, что, были плохие отношения с вашимирадикалами?

– Не сказал бы, – чуть подумав, ответил Нодар. – Скорее онхотел вообще избежать политики. А при Гамсахурдиа даже дворники в неевтягивались. Был случай, когда один из них отказался убирать улицу перед домомбывших партийных функционеров. А один наш депутат даже потребовал перенестивремя на два часа вперед, чтобы оно не совпадало ни с бывшим советским, ни снастоящим московским. Любые возражения, что время зависит от солнца, непомогали. Одним словом, идиотизма хватало. – Он тяжело вздохнул, потомулыбнулся. – Я тоже едва не ушел в те годы из органов госбезопасности. Тогдаказалось, что все кончено. После апрельских событий в Тбилиси многие пересталиверить Москве и центральной власти. Тогда-то Гургенидзе и решил уйти в науку.Нет, у него не было никаких прямых столкновений со звиадистами, хотя он их, конечно,не любил.

Подошедшая стюардесса спросила, что будут пить Дронго и егососед.

– Красное вино, – попросил Дронго.

– Мне тоже, – согласился с его выбором Нодар.

– Скажите, – продолжил Дронго, когда стюардесса отошла, –где был Гургенидзе во время восстания против Гамсахурдиа? И где были в этовремя вы сами? Я не спрашиваю, на чьей стороне, мне интересно, насколькоактивно вы принимали участие в событиях конца девяносто первого года.

– Большинство наших сотрудников тогда было против ЗвиадаГамсахурдиа, – откровенно поделился Нодар. – К этому времени он потерялпопулярность и не пользовался прежней поддержкой. Вы же знаете, как один раз онуже предал своих товарищей под давлением КГБ. В августе девяносто первого оноказался среди тех руководителей республик, которые не выступили против ГКЧП.Более того, Гамсахурдиа фактически поддержал их и скомпрометировал себя такимповедением. После этого он уже не мог оставаться на своем посту. Мы все об этомзнали.

– Вы не ответили на мой вопрос, – напомнил Дронго.

– Я был в числе тех, кто активно выступал противГамсахурдиа, – сообщил Нодар. – Мы поддерживали Китовани, почти все сотрудникинашего отдела.

– А Гургенидзе?

– Насколько мне известно, в это время он работал вуниверситете и избегал однозначного выступления на чьей-либо стороне.

– Вы сражались в Абхазии?

– С чего вы взяли? – снова нахмурился Нодар. Ему явно ненравились вопросы Дронго.

– Не знаю. Скорее это подсознательный вывод. Вы сказали оКитовани, а я помню, что его отряд сражался в Абхазии. Кроме того, вы несколькостранно прижимаете левую руку. Были ранены?

– Да, – мрачно кивнул Нодар, – у меня было ранение в руку.Вам интересно, почему я так отношусь к России? Или вы спросили из-за Китовани?