— Никогда не заходи туда без меня, очень тебя прошу! — негромко проговорил он маме в самое ухо и тут же добавил, ещё более тихим голосом: — И ни о чём меня не спрашивай, ладно?

— Ладно! — почти машинально ответила мама, ещё не совсем придя в себя от только что пережитого в сарае. — А почему нельзя спрашивать?

Некоторое время отец молчал, продолжая обнимать маму за плечи, потом вздохнул и прошептал уже совсем тихо:

— Потому, что я не хочу тебе врать.

Больше они на эту тему не говорили, но весь тот вечер Санькин папа был необычайно ласковым и внимательным и к маме, и особенно к самой Саньке. Он её с рук не спускал, а она так и уснула тогда на руках у папы…

И в тот же вечер папа произнёс свои пророческие слова насчёт нью-йоркских башен-близнецов. Их как раз стали показывать по телевизору, а папа, как-то по-особенному тяжело вздохнув, произнёс вдруг фразу, которой в тот момент мама не придала особого значения.

— Месяц остался… — проговорил папа, внимательно разглядывая изображение небоскрёбов. — Точнее, почти месяц…

— Месяц до чего? — поинтересовалась мама.

— До одиннадцатого сентября, — пояснил папа. Потом помолчал немного и добавил: — Бог с ними, с небоскрёбами… людей жалко!

А потом ещё помолчал и сказал с какой-то болью в голосе:

— И самое обидное — ничего не могу сделать! Даже права на это не имею!

Потом вздохнул и добавил:

— Я и так уже…

Истинный смысл папиного высказывания мама смогла понять лишь месяц спустя, когда террористы-смертники буквально протаранили захваченными пассажирскими лайнерами башни-близнецы. Впрочем, последней папиной фразы мама так и не поняла, а спросить было не у кого, так как одиннадцатого сентября папы уже не было в деревне.

Исчез он вечером семнадцатого августа, не ушёл, а именно исчез. Просто вышел вечером из дому и не вернулся. А вместе с ним из сарая исчез таинственный агрегат, найденный в лесу, что навело маму на определённые подозрения…

Впрочем, об этих своих подозрениях мама тогда (и, вообще, до сегодняшнего разговора с Санькой) так никому ничего и не рассказала. А когда, какое-то время спустя, председатель вдруг неожиданно поинтересовался судьбой найденного в лесу агрегата, мама пояснила ему, что муж разобрал этот агрегат до мельчайших деталей ещё летом. А куда потом подевались эти самые детали — она совершенно не в курсе. И председатель, махнув рукой на агрегат, лишь попросил у мамы разрешения забрать из папиной мастерской всё то оборудование, которое когда-то папе предоставил колхоз. На что мама ответила, что председатель может забрать из сарая всё, что посчитает необходимым, потому что ей самой ничего из этого барахла не нужно.

Именно этого никак не мог простить Санькиной маме Иван, словно муравей по крупицам собирающий отовсюду инструменты и, вообще, всё металлическое. Впрочем, сказал он об этом лишь Саньке и то по большому секрету, а, сказав, тотчас же о сказанном пожалел. Он ожидал, что Санька здорово обидится за мать, а она лишь, как-то по-взрослому вздохнув, сообщила враз повеселевшему Ивану, что очень даже его понимает.

Председатель действительно изъял из сарая всё, кроме стола, табурета и дивана. Правда, он вскоре принёс маме деньги за конфискованное оборудование (не очень большие, правда), а потом ещё и долго извинялся.

— Если Петрович вдруг объявится — всё ворочу, — пообещал он напоследок.

Но отец так и не объявился. А вскоре маме с Санькой предоставили собственное жильё: двухкомнатную квартиру в доме на две семьи. Во второй половине дома поселилась тётя Клава, вновь помирившаяся с мамой. Вот тогда-то Санька впервые и повстречала Ивана…

А бывшее их жильё забили досками, и Санька никогда больше там не была. Как и в старом сарае, в котором когда-то, давным-давно, располагалась папина мастерская.

От Ивана у Саньки никогда не было никаких секретов и она, разумеется, уже на следующий день пересказала своему другу всю, полученную от мамы информацию. Произошло это, когда они возвращались из школы домой, и пересказ информации занял у Саньки почти весь путь.

— Интересно… — задумчиво проговорил Иван, когда Санька закончила, наконец-таки, долгое своё повествование и, одновременно с этим, они остановились у калитки, ведущей к Санькиной половине дома. — Странно только, что мама твоя моей ничего об этом раньше не рассказывала…

— Почему ты думаешь, что не рассказывала? — удивилась Санька… впрочем, она и сама уже знала ответ на этот вопрос.

При всех положительных качествах тёти Клавы (в первую очередь, необычайной доброте и отзывчивости), доверить её хоть какую тайну было практически невозможно. В том смысле, что тайна эта на следующий же день просто переставала быть тайной для всей деревни без исключения.

— И что ты обо всём этом думаешь? — тут же задала Санька Ивану следующий вопрос. — Куда, по-твоему, исчез мой папа в тот вечер?

Иван ничего не ответил, лишь задумчиво почесал затылок. Он, вообще-то, никогда ни на один вопрос так, сходу, не отвечал, ему всегда требовалось хоть какое-то время, чтобы хорошенько каждый, даже самый простой вопрос обдумать.

— Ну ладно, подумай пока, — милостиво разрешила приятелю Санька. — А я домой пойду! Додумаешься — приходи!

— Слушай, а пошли ко мне обедать! — вдруг предложил Иван. — Мама утром борщ вкусный сварганила.

— Борщ, говоришь?

Санька обожала борщ.

— И котлеты на второе, — добавил Иван. — С картофельным пюре.

— Ладно, — не смогла устоять перед соблазном Санька. — Сейчас рюкзак сброшу, переоденусь и сразу же прибегу.

Борщ и в самом деле оказался вкусным до невозможности, котлеты тоже не подкачали, так что во время обеда никакого продолжения разговора не последовало. Но сразу же после обеда Санька требовательно посмотрела на Ивана.

— Ну, высказывай своё мнение! — сказала (а вернее, приказала) она, усаживаясь на диван. — А потом я своё мнение выскажу.

— А может, сначала ты своё? — начал, было, Иван, но Санька лишь отрицательно мотнула головой.

— Своё мнение я знаю и так! — вполне резонно заявила она. — Меня в данный момент именно твоё интересует! Да ты садись, нечего передо мной столбом телеграфным маячить!

Иван, который и в самом деле сильно вытянулся буквально за несколько месяцев, тут же отошёл от Саньки и робко присел на самый краешек дивана. В последнее время он почему-то очень робел и терялся в Санькином присутствии…

— Ну! — проговорила Санька некоторое время спустя. — Ты что, заснул?

— Слушай, а может твой папа, это… инопланетянин? — выдал, наконец, своё мнение Иван. — А кабина эта непонятная — его космический корабль?

— Ты и в самом деле так думаешь?

Санька внимательно и даже с каким-то интересом посмотрела на Ивана.