Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Будем двигаться в том же направлении и порядке. Я, за мной малец, Буксир и ты, — Аркадий коснулся моего плеча. — Только без шума. Делай, как я, — и Аркадий скользнул к дереву.
Исчез Халява. Мимо проскочил Буксир. Я задержался, разглядывая небо, на котором блёклыми пятнышками редели звёзды.
— Не отставать! — донеслась команда Аркадия. — Попробуем догнать нечистую силу!
Теперь мы неслись сломя головы. Сперва я забыл про уставшие ноги и неудобную обувь, но вскоре мой обломовский организм сдал и уже готов был, как говорили во времена Потёмкина и Суворова, «просить пардону», как вдруг гонка кончилась. У первого креста. Он стоял один, словно из земли вырос. Огромный. Чёрный на фоне открывшейся большой поляны. Перед ним стоял Аркадий. Мы вывалились из чащи и едва не сбили командира с ног. Позади гигантского креста мельтешили вразномасть стелы, кресты помельче, плиты. Ударил в нос ещё не растаявший запах горелого. Наши лёгкие работали подобно лемехам, поэтому подумалось об одном. Но опередил всех Аркадий:
— Факелы жгли. С учётом погоды, минут двадцать-тридцать назад. Буксир, Халява, обойдите кладбище! Ищите остатки сгоревших факелов. Найдёте, не трогайте. Зовите меня.
Буксир ещё кое-как держался на ногах, на Халяву больно было смотреть, но и тот, и другой повиновались. Я поближе подгрёб к Аркадию — от чёрного огромного креста несло холодом и ещё чем-то несимпатичным. От Аркадия — теплом и жизнью.
— Есть соображения? — Аркадий провожал взглядом спины едва ковылявших друг за другом Буксира и Халявы.
— Дай отдышаться.
— Надо искать остатки факелов. Найдём, — возле них наш интерес.
— Ты полагаешь всё-таки?..
— Не пойму, чего им здесь понадобилось?.. Что искать в могилах?
— Да ещё ночью…
— Похоже, ищут то, что днём искать опасно.
— Это уже теплее…
— Но какой интерес в могилах?
— А может, вопрос поставить иначе? Что ночью прячут на кладбище?
— Тем более…
— Думай, Чапай.
— Тебе хорошо. Ты каждый день гирями балуешься, а я этот марш-бросок хватанул, завтра спину не разогну.
— До завтра, как говорится, ещё дожить надо. Включайся, аналитик. Мы имеем дело с непростыми людьми. Кумекаю я, хорошо, если не мы их спугнули. Неуютно будет, если они сейчас за нашими спинами в кустах прячутся.
— Думаешь?..
— Опасаюсь…
— А чего гнал?
— Азарт. Бес попутал…
— Данила Палыч! — запищал Халява от дальней могилы. — Нашёл, кажись!
Он выдернул из земли что-то. На фоне розовеющего неба отчётливо вырисовывался в его поднятой руке чёрный кол с полметра длиной. Мы оба, не сговариваясь, рванули к нему. Халява как чужеродное и противоестественное отстранил от себя находку. Аркадий осторожно её осмотрел, даже поднёс к носу и принюхался.
— Факел самодельный, — удовлетворённо протянул он мне кол. — Что и требовалось доказать. Вот, потрогай, куски смоляной несгоревшей обмотки остались. Они воткнули его в землю, когда сгорела верхушка. Буксир, как у тебя?
— Нет ничего.
В чаще за нашими спинами будто хрустнуло, и мы дружно присели.
— Ладно, — уже шёпотом продолжил после некоторого молчания Аркадий, поозиравшись по сторонам. — Хватит пока и этого. Все за мной.
Наш командир лихо развернулся, обогнул крест и исчез в лесу. Мы ринулись следом.
— Тихо, — встретил он нас за ближайшими деревьями. — Прилегли на траву. Больно уж из нас мишень хорошая. Буксир, как твоя пушка? Не врал насчёт охоты?
— Не понял? — буркнул обиженный верзила.
— Не одолжишь?
— Нужда появилась?
— На всякий случай.
— А я что? Промажу?
— Вот именно. Пальнёшь не туда, куда надо.
— Не пацан, — обиделся Буксир, но ружьё послушно протянул Аркадию.
— Ну вот. Считай полдела сделано, — подхватил оружие Аркадий. — А патроны?
— В стволе один и вот, прихватил тройку. Не думал, что сгодятся.
— А я и не говорил, что понадобятся, — Аркадий заграбастал патроны. — Теперь, мужики, замолчали, рассредоточились и расслабились. Лежать тихо. Я тут немножко поползаю.
— И я с вами, — затянул Халява.
— А вот этого нельзя, — Аркадий лёгким рывком надвинул кепку Халяве на его длинный нос. — В лесу волки могут быть.
— Откуда им? На острове… — скуксился Халява.
Но Аркадий даже не удостоил его ответом.
— Данила, за старшего! Проследи, чтобы не двигались. — И Аркадий бесшумно исчез в кустах.
Оставшись втроём, с полчаса мы добросовестно прислушивались к каждому треску и шороху в лесу. Разговора не получалось. Буксир с самого начала нашего знакомства производил впечатление тургеневского Герасима, а здесь совсем онемел. Халява, более насыщенная эмоциями натура, болтал много, но без толку. Как только пропали загадочные огни, его заклинило, а на кладбище совсем застопорило, и он, не стесняясь, жался то к Аркадию, то к Буксиру. Удобнее укладываясь на траве под деревом, я и не заметил, как Халява устроился между нашими с Буксиром спинами и скоро затих. Из всей троицы браконьеров-любителей, смутивших наши головы необычной затеей, солиднее всех выглядел Агафон, но сейчас он коротал оставшиеся ночные часы с Ильёй. Спокойненько там у них, кумекают вдвоём, покачиваясь на волнах в лодочке, наших бед и забот не ведая…
И я заснул.
Где-то мне встречались рассуждения академика Павлова о природе сновидений. Оказывается, сон — это необычная комбинация событий, участниками которых вам приходилось быть, или результат доставших до кишок раздумий. Можно поспорить, да не с кем. Однако то, что привиделось мне, схватило щупальцами сердце. Непередаваемое жуткое ощущение, должен сказать. И я проснулся в поту. Уже заметно рассвело, и солнечные лучи, несмотря на густую листву деревьев, щекотали глаза. Буксир храпел откровенным образом, раскинувшись на спине, под мышкой у него посапывал Халява, свернувшийся клубочком. Я выбрался на белый свет, огляделся. Зловещий вид кладбища и при дневном свете не прибавил мне настроения. Да ещё этот чёртов сон! Будь он неладен. Сейчас бы выкупаться в речке или вновь родиться.
Но сон не выходил из головы. Запомнилось последнее, что разбудило. Вроде настойчивый гулкий стук в дверь, и она открылась сама собой… медленно, со скрипом. Серая тень в длиннющей накидке до пят крысой шмыгнула в комнату. Всё обмерло у меня внутри, а она, склонив голову, скрытую капюшоном, зловеще заскользила вдоль стены, приближаясь. Преодолев себя, я сдёрнул капюшон и ужаснулся, — скалящийся скелет пожирал меня пустыми глазницами…
Привидится же такое! Даже здесь, на дневном свету, мне ещё было жутковато. Я нервно походил между крестами, а успокоившись, опустился на ближайший булыжник и, поджав ноги, с грустью посмотрел на свои штиблеты. Ничего не скажешь, — ходить теперь босиком… Разглядывая их, невольно перевёл глаза на случайное своё сиденье и подпрыгнул, словно ужаленный