Отец! Лючия гневно передернула плечами. Как ни была онапотрясена предсмертной исповедью Фессалоне (за неимением другого имени,приходилось пока называть его именно так), его письмо с этой странной, почтисказочной, неправдоподобной историей казалось ей неживым и увядшим, словнодавно сорванный, заложенный в старинной книге цветок, от которого отлетеларомат и краски которого поблекли.

Оно было напрасным, это письмо. Оно было бесполезным!

Лючия отличалась холодным, ясным умом, наблюдательностью иточностью мысли. Известие о происхождении ошеломило ее ненадолго. По свойствусвоей натуры она легко осваивалась с неожиданностями, а попав в неприятнуюситуацию, сперва думала, как из нее выпутаться, и только потом начиналапереживать. Или даже вообще не начинала – за неимением времени… Вот и теперь –она сразу оценила всю фантастичность советов отца.

Очень мило! Вообразите себе – вдруг явиться в какой-то богомзабытой России, о которой доподлинно известно, что там главный город называетсяСибирь и никогда не тает снег, а по улицам бродят белые медведи, а также скачутсоболя. Те, кто учил ее русскому языку: служащие консульства, купцы, заезжиепутешественники, – конечно, уверяли, что Россия – вполне цивилизованная,огромная страна со множеством городов, но Лючия им не верила. Так вот, явитьсяв эту Сибирь, или Москву, как ее зовут тамошние жители, и свалиться в семью Казаринофф,как это говорят русские… будто снег на голову. Вот именно! Только они и ждуткакую-то там нищую венецианку! Так они и поверят безграмотной исповедиповитухи! К тому же вряд ли ее мифические родственники в России примут сраспростертыми объятиями особу с такой репутацией, как у Лючии! Едва ли тамнайдется, кому оценить ее многочисленные таланты! Не окажется ли Лючия,проделав сие баснословное путешествие, выгнанной из России взашей… нет,правильно сказать в три шеи… а впрочем, русские, кажется, употребляют оба этивыражения. Может быть, лучше как следует подумать, прежде чем очертя головубросаться следовать советам этого человека, сыгравшего в ее жизни роковую роль?

Что она умеет? Улыбаться ленивой улыбкой венецианки,скрывающей под внешней нежностью и скромностью властность, распутство и умениебезжалостно прибирать к рукам мужчин. Редкая, яркая красота, блеск ума,холодная, ясная наблюдательность и точность мысли, дивный голос, артистизм ивосторженная пылкость натуры помогали ей уловлять в свои сети самых щедрыхлюбовников. С соперницами она не церемонилась: не одну сделала мишенью своихехидных острот и множества мелких, но злобных проделок. Она в совершенствеумела носить баутту [13], скрывающую лицо, если новый любовник желал видеть вней скромницу, однако не стыдилась обнажить в обществе грудь, напудренную иподрумяненную, как спелое яблоко, с позолоченными сосками, – если новый кавалерпредпочитал вакханок. Она умело и пылко отдавалась в тесных каютках гондол, вроскошных постелях, на широких мраморных ступенях первых попавшихся террас, наигорных столах в «Ридотто», отражавшихся во множестве драгоценных зеркал, такчто чудилось, будто с ней враз любострастничают не менее десяткаразохотившихся, исступленных самцов…

Порою Лючии чудилось, что ее жизнь – это одна сплошнаябессонная ночь, пахнущая похотью и звенящая золотом. О Мадонна, что ей делать вРоссии?! Похоронить себя заживо в каком-нибудь сугробе? Ведь всем известно, чторусские строят свои терема и избы из ледяных плит! Разве для этого старыйбалетный мастер под скрипку юного и несмелого музыканта обучал ее самымизысканным танцам? Разве для того она в совершенстве обучилась играть на лютне,спинете и клавесине под руководством учителя музыки – сгорбленного чудака встаромодном парике, тощая левретка которого была непременным присутствием всехзанятий, и присоединяла свой голос к ариям Паизиелло и Чимарозы?.. Разве длятого каждое движение ее научено искушать мужчин полнотою жизни, дразнить тепломтела, рвущегося из-под обвивающего ее шелка, огнем глаз, лукавой улыбкойчувственных алых губ и этими удивительными, золотистыми вечером, рыжеватымиднем густыми волосами, которых так много, что никакие гребни, никакие шпилькине могли удержать их в повиновении?.. И что – пожертвовать эту красоту блекломусеверному безмолвию?

Нет, о нет! Никуда она не поедет. Ее место здесь! А что допредостережений Фессалоне… Баста! Довольно! Довольно, что всю свою жизнь онапрожила, свято веря всякому его слову и поступая по его указке. Фессалонебольше нет, и ничто, никакое его слово для Лючии более не существует!

Месть? О боже!

Кому взбредет в голову мстить Лючии? Разве что этойчерномазой Пьеретте Гольдини, у которой она отбила Лоренцо?..

При воспоминании о страстной, искушающей, загадочной усмешкеАнджольери у Лючии загорелось сердце.

Из-за каких-то пустых россказней расстаться с Лоренцо? Неощутив его жарких объятий, его неиссякаемого пыла – о, мужчина с такойвнешностью должен быть способен на многое! Наверняка он страстен, как фавн, аего орудие не уступит мощью тому дивному копью, которым услаждали своих пленницмифические кентавры. Лишиться такого любовника… такого богатого любовника?!

Ну уж нет. Лючия твердо решила: она останется в Венеции, апризнания этого авантюриста-неудачника будут надежно схоронены в секретномшкафчике тайного кабинета. Может быть, когда-нибудь потом, на склоне лет,разбогатев так, что ей некуда будет девать деньги, она и предприметфантастическое путешествие в Россию. Кто-то говорил ей, что русские в постелинеутомимы: очень может быть, что когда-нибудь, лет через сто, ей приспеет охотапроверить это на собственном опыте. А пока – пока надо позаботиться о своемтуалете. Скоро приедет Лоренцо, а она еще вовсе не готова. Пускай Маттеозаймется хлопотами, связанными с погребением, ну а Лючия не намерена пропускатьни одного из той череды развлечений, которые заготовила для нее жизнь!

Она повернулась к Маттео – но не проронила ни слова,испуганная выражением ужаса, исказившим старческие черты. Bцепившись ледянымипальцами в ее руку, Маттео остановившимися глазами глядел в темный проем над ихголовами, откуда доносились четкие, неторопливые шаги.

***

Весь облик старого слуги был исполнен такого страха, чтоЛючия и сама задрожала, однако в то же мгновение раздался исполненныйразочарования голос, при звуке которого сердце Лючии едва не выпрыгнуло изгруди:

– Здесь пусто. Ее нигде нет!