Осматривали ее очень тщательно. В стенном шкафу стоял пустойчемодан, в щелях которого застряла какая-то белая пыль. Полицейские извлекли ееи отправили на экспертизу. Это оказался героин, разбавленный молочным сахаром.

И вот к чему мы пришли. Все свидетельствует о том, что ещекогда он ходил в море, то участвовал в контрабанде наркотиков, и до сих порсохранил свои связи. Кто-то доставил ему партию товара, он снял деньги сосчета, чтобы расплатиться, но перед тем как продать товар за чистый героиндругой банде распространителей наркотиков, смешал зелье или его часть с лактозойв расчете на дополнительную прибыль. Прямо скажем, неплохой бизнес, пока ненарвешься на ушлых ребят. А он, видимо, нарвался, и его повязали, когда онвернулся к себе домой в Колвиль.

— Нет, — резко сказал Ромстед. — Я в это неверю. Может, отец и не был идеальным супругом и мало походил на ласковое ручноеживотное, но чтобы он торговал наркотиками — нет!

— Вряд ли вас можно считать главным свидетелем, —заметил Брубейкер. — Вы ведь признали, что ни черта не знали о том, где оннаходился или что делал.

— Это так, но я все равно не вижу у вас никакихдоказательств. И кто сказал, что это его чемодан? Вам не хуже моего известно,что он пользовался этой квартирой не для уединенных занятий философией.Господи, да с его страстью к женскому полу, никак не меньше полдюжины девицпобывали в этой квартире! Некоторые вполне могли употреблять наркотики иливодиться с дружками-наркоманами.

— И вы хотите, чтобы я поверил, что он держал сороккоробок сигар «Упманн» для какой-нибудь девицы? Потому что той не хотелось,чтобы ее мамочка узнала, что она курит?

Ромстед раздраженно отмахнулся:

— Сигары — это не героин.

— Нет, но это контрабанда.

— Только в Соединенных Штатах. Отец всегда их курил. Иговорил, что табак не имеет отношения к политике.

Вынув изо рта сигару, Брубейкер посмотрел на нее.

— А мне приходится курить эту вонючую пеньку. — Онпожал плечами. — Да черт с ними; даже если бы Кастро был председателемНационального Комитета Республиканской Партии, то все равно его сигары были бымне не по карману.

— Ну хорошо, послушайте, — начал Ромстед. —Мне кажется, что в ваших рассуждениях есть большой изъян. Если он купил этойдряни на четверть миллиона, а потом перепродал кому-то еще, то должен былполучить побольше, чем сорок долларов. Но денег не нашли ни в его доме, ни наквартире. Куда они, по-вашему, провалились?

— Скорее всего, их забрали эти бандюги.

— Значит, все должно было произойти в его доме — еслиони пришли за ним туда. Там остались какие-нибудь следы борьбы?

— Никаких. Но не забывайте, он связался с профессионалами.Такие не вламываются, сокрушая все и вся, как в боевиках.

— Вы в этом убеждены? И нет никаких шансов их поймать?

Лицо помощника шерифа потемнело от внезапно нахлынувшегогнева. Но он сумел быстро взять себя в руки:

— Господи, Ромстед, я вполне понимаю ваше состояние, нои вы постарайтесь меня понять. Посмотрите, в какой заднице мы оказались. Вашегоотца убил кто-то нездешний. Если взглянуть на дело с географической точкизрения, то наш городок случайно стал местом убийства; все, что мы имеем, —это труп и юрисдикцию штата. Все нити, ведущие к преступлению, и все, что с нимсвязано, исходит из столицы другого штата.

Полиция Сан-Франциско оказывает нам всяческое содействие, ноу них, как всегда, не хватает людей. У каждого следователя за плечами списокнераскрытых дел подлиннее воспоминаний дешевой проститутки. Нам остается толькопродолжать опрашивать людей, — что мы и делаем, — пока не наткнемсяна того, кто заметил той ночью машину и сможет дать хоть какое-то описание.Тогда у нас будет за что ухватиться. У вашего отца был незарегистрированныйтелефонный номер и абонентский почтовый ящик, поэтому, чтобы узнать, где онжил, этим парням пришлось наводить кое-какие справки.

Брубейкер принялся засовывать бумаги обратно в папку, чтоозначало окончание аудиенции. У Ромстеда оставалось еще несколько вопросов, ноих лучше будет задать Боллингу.

— Если мы на что-то выйдем, непременно дадим вамзнать, — сказал Брубейкер. Ромстед встал:

— Извините за беспокойство.

— Пустяки. Кстати, кто владелец судна, на котором выплавали?

— Кэррол Брукс. Вы можете связаться с ним через«Саузленд траст банк» в Сан-Диего. Брубейкер пожал плечами:

— Таков порядок. Я должен был задать этот вопрос.

— Ничего страшного.

Ромстед вышел из здания и зашагал по Эспен-стрит, пытаясьсобраться с мыслями. Господи, что же старик намеревался делать с четвертьюмиллиона наличных — даже если они у него были? И почему он купил здесь то лиферму, то ли ранчо, а затем снял еще и квартиру в Сан-Франциско? С каждойминутой дело становилось все запутаннее.

Офис Боллинга — просторная угловая комната с окнами на двестороны — находился на четвертом этаже Уиттейкер-Билдинг. Массивный стол изкакого-то темного дерева, серый ковер и два кожаных кресла. Стеллажи вдоль стенплотно заставлены томами исключительно правовой тематики в одинаковыхпереплетах. Сэму Боллингу уже перевалило за шестьдесят, это был подтянутыйседой мужчина с ничем не примечательным худощавым лицом. Он посмотрел наРомстеда проницательными голубыми глазами и, поднявшись из-за стола, улыбнулся:

— Господи, да вы почти вылитый Гуннар!

— Не совсем, — не сдержал ответной улыбки Ромстед.

— Почему-то я решил, что раз ваша мать была кубинкой,то вы будете смуглее, но вы — просто его копия.

— Мать тоже была блондинкой.

— Он говорил, что вы хороший бейсболист.

— Играл немного в школе и колледже.

— И профессионально тоже, как я понял?

— Меня хватило только на один сезон, я так и не смогвыбиться в подающие высшей лиги, а игру во второй лиге я никогда не считалсерьезным достижением.

— Вы закончили колледж?

— Не доучился. Спортивные успехи были для меня дорожеотметок. На каникулах я работал, хотя отец и посылал мне деньги — присылал бы ибольше, но мне в голову не приходило просить его. В конце концов, я ведьполучал стипендию.

— Гуннар, разумеется, внес вас в завещание. Вы ужевидели копию?

— Нет, я в первый раз о нем слышу. — Ромстедпомолчал, потом продолжил:

— Знаете, я всегда думал, что отец переживет меня.Должно быть, это звучит дико…