— Ничуть. По крайней мере для тех, кто его хорошо знал.Вы еще не видели его дом?

— Нет. До вчерашнего вечера я понятия не имел обо всехэтих делах. А теперь вдруг выясняется, что у него еще и квартира вСан-Франциско.

Боллинг кивнул:

— Он снял ее около пяти месяцев назад. Я пытался егоотговорить, но он настоял на своем.

— Но почему?

— Вы хотите знать, почему я был против? Из-за налогов.

— Нет, я имею в виду другое. Почему он, выйдя вотставку, поселился в этой дыре, а потом вдруг снял квартиру во Фриско?

— На это было несколько причин, но основная — налоги.Отсюда легко добраться до Сан-Франциско, который он любил, а с другой стороны,Колвиль — это еще не Калифорния, которую он терпеть не мог. Однако нашпровинциальный городок навевал на него скуку, и он стал довольно частонаведываться в Сан-Франциско. Ходил в оперу, не пропускал модные концерты,спектакли и все такое прочее. Потом ему надоело останавливаться в отелях, и онрешил снимать квартиру. Помню, заявил тогда, что раз основным его местомжительства является Колвиль, в котором он владеет недвижимостью, а вСан-Франциско проводит в общей сложности всего лишь пару месяцев в году, тоКалифорния черта с два дождется от него налогов. Капитан отличался редкостнымупрямством, спорить с ним было совершенно бесполезно.

— Но откуда взялась эта навязчивая идея по поводуналогов? Разве есть особая разница, где и кому их платить?

— Конечно, и весьма значительная. Доход вашего отцасоставлял пятьдесят с лишним тысяч долларов в год, он складывался из пенсии ипроцентов от вложенных акций. Я не знаю ни одного человека, которому бынравилось платить налоги, но для Гуннара Ромстеда это был вопрос принципа. Ониспытывал почти физическое отвращение к самой идее «государства всеобщегоблагоденствия», социального страхования, отчислений в пользу безработных и томуподобному. Он был весьма обаятельным и талантливым человеком, но егополитические взгляды были до странности консервативными. Ему бы жить при двореГабсбургов или Плантагенетов[4].

— Так, значит, это правда? Он на самом деле былмиллионером?

— О да. Его состояние в денежном исчислении перевалилоза миллион.

— Но ведь вы не верите в болтовню Брубейкера, что онбыл замешан в наркобизнесе?

— Нет, — уверенно ответил Боллинг. — Конечноне верю. Гуннар утверждал, что нажил все игрой на фондовой бирже, и у меня небыло оснований сомневаться в этом. — Адвокат достал из ящика стола синююпапку с документами и положил ее перед собой. — Не стану загружать васподробностями; все равно, пока не выяснится, что же случилось с теми двумястамипятьюдесятью тысячами долларов, говорить об этом не имеет смысла. —Боллинг оторвался от бумаг и пристально посмотрел на Эрика. — Брубейкерсообщил вам об этом?

Ромстед кивнул:

— Но для чего ему понадобилось снимать со счета такуюгигантскую сумму?

— Даже представить себе не могу, — пожал плечамиБоллинг. — Десять дней кряду я терялся с догадках, ломал голову, но так нидо чего не додумался. Совершенно идиотский поступок, однако ваш отец был далеконе идиотом. Но сейчас речь о другом. Вы законный наследник Гуннара Ромстеда. Ксожалению, завещание составлено таким образом, что если двести пятьдесят тысячникогда не найдутся, то вы останетесь ни с чем.

— Как это может быть? — удивился Ромстед.

— Все остальные завещанные доли наследства выражены вфиксированных суммах, и вам придется довольствоваться остатком.

Ромстед не нашелся что сказать. На какое-то мгновение вкабинете воцарилось молчание, затем Боллинг спросил:

— Вы понимаете, о чем я говорю?

— Да, конечно. Я просто наслаждался моментом. Кому ещедовелось потерять четверть миллиона за несколько секунд?

В улыбке видавшего виды адвоката сквозило восхищение. Онпокачал головой:

— Однако я рад, что вас не так просто расстроить.

— Ну, в этом нет ничего героического, —запротестовал Ромстед. — Я совсем недолго обладал этим богатством, так чтодаже не успел к нему привязаться.

— Остается только надеяться на то, что деньги все жеотыщут.

— А не мог отец поместить их на счет в другой банк? Илиположить в личный банковский сейф?

— Нет. Мы полностью исключили эту возможность —конечно, не без помощи полиции. Проверили каждое отделение банков в Калифорниии Неваде и даже разослали описание его внешности — на тот случай, если он покаким-то причинам воспользовался другим именем. Но не обнаружили ни малейшейниточки.

— Да, звучит не слишком обнадеживающе, — заметилРомстед.

— Есть еще одна проблема. С официальным утверждениемзавещания и оценкой имущества. Дело застопорилось, потому что нам не известно,сколько стоит это имущество.

— Я, кажется, понимаю, о чем вы. Это из-за федеральныхналогов?

— Совершенно верно. Тут не все концы сходятся. А парнииз налогового департамента не принимают к рассмотрению суммы плюс-минусчетверть миллиона долларов. С их точки зрения, последним владельцем этих денегбыл ваш отец. Если он на них что-то купил, то это должно быть оценено, иобъявленная стоимость добавлена к стоимости имущества, подлежащегоналогообложению. А если деньги у него украли после того, как он вынес их избанка, то это может кардинально изменить всю картину, но сначала нам придетсядоказать, что они были украдены, и ответить на вопросы: кем, где и когда? Еслиудастся все это сделать, то, возможно, мы вернем деньги.

Практически все состояние вашего отца вложено в ценные бумаги.Из недвижимости он владел только ранчо в Колвиле: это десять акров земли, дом собстановкой и другие постройки. Общая оценочная стоимость около семидесяти пятитысяч долларов. Вы наследуете все это хозяйство плюс автомобиль плюс то, чтоостанется после уплаты налогов и причитающихся долей Обществу оперногоискусства Сан-Франциско, симфоническому оркестру и трем женщинам в Европе и наДальнем Востоке — как я полагаю, его давним возлюбленным. Даже если пропавшиеденьги вернуть не удастся, они все равно будут обложены налогом, так что выможете рассчитывать тысяч на восемьдесят. Таким образом, при нынешнем положениидел всего вы получите по завещанию чуть больше ста пятидесяти тысяч доллароввместо четырехсот тысяч, как это могло быть.

Ромстед кивнул:

— В любом случае это гораздо лучше, чем кукиш с маслом.Я вообще ни на что не рассчитывал. — Потом в его голове возник новыйвопрос: