Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да ладно вам, — махнул Рогов, — я знаюНикитинского давно. Хороший офицер, верный товарищ. Может что-то сделал не так.В нашей работе чего только не бывает. А вы сразу хотите его к стенке. Такнельзя.
В кабинет ввели Никитинского.
— Можно идти? — спросил дежурный офицер.
— Идите, — разрешил генерал. Никитинскийоткровенно торжествовал:
— Я вам говорил, товарищ генерал. Напрасно вы все этозатеваете.
Вадим Георгиевич не сдержался. Впервые в жизни.
— Вы подлец, Никитинский. Вы позор нашего народа. Такиекак вы не могут быть российскими офицерами.
— Громкие слова, — махнул Никитинский, — этовсе я слышал много раз.
Его красивое молодое лицо светилось торжеством. Роговподнялся вслед за ним.
— Все, майор, — строго сказал он, — спорокончен. Мы вас забираем. Вот расписка, — отдал он генералу бумагу.
Почему-то поднялся и Подшивалов.
— Простите меня, — немного смущенно попросил онНикитинского, — я видел, как вы держались здесь, будучи арестованным. Явами просто восхищен. Позвольте пожать вашу руку.
Ошеломленный Никитинский молча протянул руку Подшивалов еепожал, сказав на прощание:
— Я думаю, вы не такой человек, каким вас все считают.
— Подлизываетесь, — решил Никитинский, гадливоулыбаясь. Он, не сказав более ни слова, повернулся и вышел, не попрощавшись. Заним вышел и Рогов.
Вадим Георгиевич удивленно посмотрел на Подшивалова.
— Что с вами, происходит, товарищ полковник?
— Зло должно быть наказано, — вздохнулПодшивалов, — нельзя ждать только Божьего суда.
В глазах генерала мелькнуло понимание подозрение.
— Вы сейчас его…
— Я просто с ним попрощался.
— Но это убийство. В моем кабинете, Игорь Арсеньевич.
— Это возмездие, — возразил Подшивалов, — неволнуйтесь. Он проживет еще несколько дней, если, конечно, проживёт. Боюсь, чтов его собственном ведомстве тоже не любят провалов. У него и так было малошансов.
Пашкова увезли в Лефортово. Сулакаури и Суслова отправилисьотдыхать. Подшивалов впервые после начала всей операции направился к себедомой. Ковальчук наконец пришел в себя, попросил супа.
Меджидов сидел у генерала.
— Я здесь последний день, — сказал ВадимГеоргиевич, глядя в глаза своему собеседнику, — больше не могу здесьнаходиться. Вы сделали большое нужное дело. Пока все следили за вами, людиПримакова привезли документы в Москву. Они действительно представляют большуюценность. Евгений Максимович звонил, благодарил. Кстати, он тоже просил васзайти к нему, догадываюсь, будет уговаривать остаться.
— Этот вопрос уже закрыт.
— Может вы и правы. Думаете вернуться в Баку?
— Конечно. У меня там семья, любимая работа.
— Значит, группа «О» прекращает свое существование?
— После того, что случилось. Я так перепугался вБрюсселе за Лену Суслову, а она доказала, что настоящий профессионал. Одна, безоружия, уложила двоих вооруженных бандитов. И этим ударом выиграла наш спор сПашковым.
— Мужественная женщина. По-моему, она в васвлюблена, — заметил Вадим Георгиевич, — вчера она так смотрела навас.
— Я уже слишком стар для таких забав, — махнулрукой Меджидов. — А она еще молодая, красивая женщина. У нее вся жизньвпереди.
— Что это вы так заговорили? А я ведь старше вас иничего — держусь.
— Это только кажется, что мы держимся. Мы реликтыушедшей эпохи, товарищ генерал. Мы обломки рухнувшей империи. Теперь времядругих людей. Никифорова из проститутки превратилась в даму света, бывшийстукач Меликянц стал главой акционерного общества, бывший шулер и карточный ворМоторин — владельцем ресторана, а убийца Никитинский вышел на свободу.
— Говорят, он может почувствовать себя плохо, —возразил Вадим Георгиевич. — После рукопожатия с Игорем Арсеньевичем.
— Это единственно положительный момент в пашейоперации, — усмехнулся Меджидов, — давайте прощаться, генерал.
Вадим Георгиевич встал, протянул небольшую бумажку:
— Это мой адрес. Приезжайте ко мне будущим летом вместес семьей.
— Спасибо. Обязательно приеду, — он взял бумагу.Они обменялись крепкими рукопожатиями, затем вдруг обнялись.
— Я еще не успел поблагодарить вас за Кульмана, —вдруг вспомнил Вадим Георгиевич.
— Это было в другую эпоху, — возразилМеджидов, — до нашей эры.
Он вышел из здания, сдав свой пропуск. Через дорогу былкнижный магазин и он вспомнил, что за столько дней в Москве так ни разу и невошел в него. За последние три года Баку не получил ни одной книги из России.Меджидов вдруг вспомнил, как однажды торжествующий министр печати, националистпо убеждениям, стукач по призванию и дурак от рождения, радостно заметил, что вБаку стало меньше русских книг. Меджидов тогда не стал спорить, грустнопосмотрев на этого чиновника.
Переход был довольно далеко и пришлось обходить построенныеспециально для нерадивых пешеходов металлические ограждения. Он улыбнулся,вспомнив лицо Пашкова, когда тот узнал о победе Сусловой. И заторопился вмагазин. Из-за поворота показался грузовик. Меджидов спешил в книжный,предвкушая радость встречи с неизвестными книгами. Грузовик набрал скорость. Онбыл уже почти рядом, когда генерал обернулся. Последняя мысль была о семье.Потом была темнота.