Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что верно, то верно. Оказалось, Катюше было отроду всего несколько часов. То есть неизвестная роженица произвела ее на светночью. Завернула девочку в кухонное полотенце, постелила на дно коробки газету“Вечерняя Москва”. Сама коробка представляла большой интерес. Дело и том, чтоона являлась упаковкой магнитофона “Грюндиг”, произведенного в ФРГ. Это сейчаскоробки из-под импортной бытовой техники никого не удивляют! Но в 1959 годуредкие люди могли позволить себе такую покупку. Либо женщина нашла картонныйящик на помойке, либо была из обеспеченной семьи, члены которой ездили заграницу. Полотенце же самое простое – белый лен с красным орнаментом – иабсолютно новое. Ни пятен, ни меток прачечной. Любопытство вызывала газета. Наполях кто-то небрежной рукой написал: …упы, б. 7, ком. 3. Скорей всегопочтальон пометил адрес, по которому отнес корреспонденцию. Но милиционерыустановили, что в 1959 году ни одна из улиц столицы не называлась словом,заканчивающимся на “упы”.
Поиск заглох.
Я посмотрела на Евдокию Семеновну:
– Не густо!
– Да уж, – ответила та, – теперьпонимаете, почему мать не нашли.
– Жаль, что нельзя поговорить с няней,обнаружившей подкидыша. Вдруг женщина что-то заметила?
– Почему нельзя? – удивилась директриса.-
Екатерина Михайловна до сих пор работает вДоме малютки. Выучилась на медсестру и всю жизнь трудится на одном месте. Идитек ней, здесь рядом, буквально через дорогу.
Я двинулась на поиски Красновой. Интересно,почему мне пришло в голову, что смерть Катюши связана с квартирой Павловских?Вдруг корни истории надо искать в прошлом погибшей женщины? Во всяком случае,такую версию не следовало сбрасывать со счетов.
Екатерина Михайловна сидела в кабинете исамозабвенно читала газету “Криминальная хроника”. Женщина выглядела моложаво:аккуратная фигура, короткие каштановые волосы, легкий макияж.
Интересно, сколько ей лет? И, вероятно, любитдетективные истории.
Медсестра приветливо закивала головой.
– Это вы хотите узнать о Катюше? МнеЕвдокия Семеновна звонила. Неужели правда, что ее убили? Какая жалость!
В глазах женщины горел неподдельный интерес,но сожаления в ее взгляде я не увидела, только любопытство. Ее даже не пришлосьспрашивать, сведения так и посыпались горохом.
В 1959 году Екатерине Михайловне только-толькоисполнилось двадцать. Девушка училась в медицинском училище и подрабатываланянечкой. День 16 марта запомнился молоденькой техничке на всю жизнь. Коробкуувидела сразу, как только открыла калитку. Сначала подумала, что кто-топодсунул котят.
– Чуть не умерла, сняв крышку, – делиласьвоспоминаниями Краснова, – только приподняла картонку, а младенец какзаверещит! Ужас! Такая хорошенькая, здоровенькая, из богатой семьи.
– Почему решили, что мать состоятельная?
– Ну, – замялась медсестра, – коробкаиз-под магнитофона…
– Вы сразу поняли, что это упаковка отдорогостоящего прибора? Владеете немецким и прочитали надписи?
– Нет, – покраснела Краснова, – потоммилиционеры сказали.
– Тогда что навело на мысль облагополучии роженицы? – вцепилась я мертвой хваткой в свидетельницу. Ох, чуетмое сердце – тетка что-то скрывает!
– Полотенчико новое совсем, кто же такоевыбросит! – вяло отбивалась медсестра, явно жалея о своей оговорке. Но я решилане отступать.
– Прямо так сразу и заметили качествополотенца? Не разворачивая?
Краснова замолчала, кусая губы. Видно было,что медсестра не хочет говорить дальше.
– Екатерина Михайловна, я всего лишьадвокат, который пытается установить истину. Разговор с вами ведем с глазу наглаз, никто ничего не узнает. Но мне кажется, что вы скрываете информацию. Нехотите рассказывать – не надо. Сейчас поеду на службу, свяжусь с коллегами изуголовного розыска, которые занимаются делом Виноградовой. Тогда придетсядавать показания официально, с оформлением протокола. Это неприятно, тем болееесли есть что скрывать. И еще – тем, кто помогает следствию, выдают денежнуюпремию.
Я достала из кошелька сто долларов и положилана стол. В глазах собеседницы отразилось колебание. Она поглядела на приятнуюбумажку и решилась.
– Все так давно происходило, меня недолжны наказывать!
– Конечно, за сорок лет истекли все срокидавности, наказания не будет.
– Ладно, – вздохнула Краснова и приняласькаяться.
В восемь утра в Доме малютки работала толькоодна дежурная санитарка. Врачи и воспитатели приходили к половине девятого.Девушка втащила находку в кабинет и распеленала младенца. На шейке ребенкаболталась красивая необычная золотая цепочка с крестиком. А в коробке лежалконверт с деньгами. Екатерина Михайловна пересчитала купюры – ровно тысяча.Огромная для 1959 года сумма. Зарплата санитарки в то время составляла 50рублей в месяц. Девушка дрогнула и забрала конверт с цепочкой.
Я возмутилась:
– Оставили бы хоть крестик, по нему,возможно, могли бы отыскать мать!
Екатерина Михайловна вздохнула.
– А зачем ее искать? Сама решила отмладенца избавиться. А на цепочке никаких знаков, смотрите.
Краснова сняла с шеи тоненькую золотуюниточку. Действительно, оригинальное плетение, крестик маленький, на оборотнойстороне буква В и дата – 1934 год. Я сжала улику в кулаке, расстегнула у себяна шее красивую золотую цепочку с кулоном и предложила:
– Давайте поменяемся. Глядите – моя толщевашей и длинней, вот проба.
Медсестра ловко схватила украшение и сунула вкарман. Больше она не сообщила ничего интересного и страшно обрадовалась моемууходу.
Жара стояла немыслимая. Небо затянули серыеоблака, но дождь никак не начинался. Асфальт плавился под ногами, от шоссеподнимался бензиновый смрад. Хотелось пить. Я тихо побрела к ближайшим ларькам.Может, позвонить Павловским? Небось пейджер переполнился сообщениями!
– Деточка, – укоризненно сказалаВиолетта, – вызываю, вызываю, и все без ответа! Куда подевались?
– Простите, сидела в библиотеке, а тамвелят пейджер выключать.
– В такую жару и работаете! – восхитиласьпрофессорша. – Впрочем, Альберт Владимирович тоже за столом и ждет вас.
Шлепая пятками о скользкие босоножки, япоползла искать такси.
– Милочка, – заявила Виолетта, увидав моекрасное и потное лицо, – сбегайте в магазинчик, купите минеральную воду.Предпочтительно “Веру”, без газа. Ее такими упаковками продают, по восемьбутылок.