Ругался он на чем свет стоит, костерилнеаккуратных приятелей. Машка, с испугу возвратившаяся домой только околодесяти, тихо ликовала. Но когда совершаешь гадкие поступки, будь готова к тому,что найдутся свидетели твоих деяний.

Манюня робко села на кровать и тихонькоспросила:

– Знаешь, да?

– Знаю, видела из окна.

– Не расскажешь Кешке? Он меня четвертуети отнимет мотоцикл!

Святая правда. Братец только и поджидаетудобного момента, чтобы отнять у сестры дурацкую тарахтелку. Аркадий простобоится, что девочка попадет в аварию, и ей строго-настрого запрещено выезжатьна шоссе. Носится Манюня только по проселочным дорожкам да во дворе.

– Ни за что не выдам, если…

– Хорошо, хорошо, – завопила понятливаяМаруська, – можешь на меня, рассчитывать. Хочешь, стану запирать после твоегоухода комнату?

Станешь говорить, что спишь, а двери прикрылаот собак?

Заручившись поддержкой дочери, я побрела вванную смыть грязь.

Утром пришлось пролежать в кровати до полудня.Домашние никак не хотели покидать дом. В конце концов, договорившись с Маней,вылезла во двор по садовой лестнице. Прокрадываясь почти ползком под окнамистоловой, я услышала, как хитрая девчонка возвестила: “Мама легла спать,заперла дверь, чтобы собаки не лезли, и просила не тревожить, пока она сама непозовет”. Уже на остановке такси я обнаружила, что забыла дома включенныйпейджер. Надеюсь, Кеша не станет вслушиваться в звуки, несущиеся из спальни!

Вчера Александр Михайлович изложил всю скуднуюинформацию о Катюше, известную правоохранительным органам. Ничего нового.Таинственную медсестру не нашли, дело плавно пробуксовывает. Интерес для меняпредставлял только адрес детского дома, где воспитывалась Катюша, потому чтосегодня я намеревалась посетить директрису.

Евдокия Семеновна Рудых совершенно не походилана добренькую тетеньку. Скорей – на бизнес-леди. Худощавая, подтянутая фигура,великолепная стрижка, дорогой полотняный костюм, купленный отнюдь не на рынке,а, вероятно, привезенный из-за границы. Легкий макияж, отличные духи истрого-надменное выражение лица.

– Чему обязана? – весьма нелюбезноосведомилась дама.

Я принялась излагать басню. Родителей непомню, воспитывалась в Казани, в ужасном интернате, голодала. Теперьразбогатела, живу в Москве и хочу оказать спонсорскую помощь детскому дому.Подарить обделенным детям телевизор или музыкальный центр.

Глаза директрисы слегка подобрели, но она всеравно строго спросила:

– Почему именно нам? Есть болеенуждающиеся.

– Хочу, чтобы деньги, которые дам,истратили на детей. В вас я уверена, в других нет.

– Приятно, конечно, когда тебя считаютчестным человеком, – усмехнулась Евдокия Семеновна, – но почему уверены именнов моей порядочности?

– В интернате провела детство моя хорошаязнакомая – Катя Виноградова. От нее и информация.

Директриса сняла очки и улыбнулась.Парадоксальным образом улыбка прибавила ей лет. Возле глаз собралисьморщинки-лучики, и стало понятно, что возраст у бабы Дуси солидный.

– Катенька! Светлый, чистый ребенок,никогда ни о ком плохого слова не сказала. Что-то давно не заглядывает. То разв месяц прибегала, а теперь нет.

Ужасно, конечно, но последнее время приходитсясообщать милым людям злые вести.

– Катя погибла.

Рудых охнула и переспросила:

– Умерла? Но вроде врачи обещали полноеизлечение.

Так же, как Натэлла, Евдокия Семеновна немогла и предположить, что Катюшу убили. Пришлось посвятить директрису в деталипроисшествия. Рудых не стала хвататься за капли, только побледнела слегка испросила:

– Зачем пришли? Так понимаю, чтогуманитарная помощь – просто предлог?

– Нет. С удовольствием подарю сиротам то,что вы скажете. А еще хотелось узнать о родителях Катюши, как она попала к вам?

Евдокия Семеновна потянулась за сигаретой.

– В наш интернат дети приезжают, когда имисполняется три года. Почти у всех воспитанников есть живые родители иликакие-нибудь родственники. В основном это матери, лишенные родительских прав:алкоголички, уголовницы, несовершеннолетние. Поэтому мы не можем отдать бедныхмальчишек и девчонок в приличные семьи для усыновления или удочерения.Получается: родителям дети не нужны, но и сиротами не считаются. С Катюшей другойслучай.

16 марта 1959 года нянечка Дома малюткиЕкатерина Михайловна Краснова пришла на работу, как всегда, к восьми утра. Накрыльце женщина обнаружила картонную коробку, из которой несся писк. Решив, чтокто-то подбросил в приют новорожденных котят, няня открыла крышку и обнаружилавнутри младенца. На крик Красновой прибежали сотрудники. Ящичек с находкойвнесли внутрь, размотали тряпки и поняли, что подкидыш – девочка. Вызваннаямилиция завела уголовное дело, но преступную мать не нашли.

– Скорей всего, – вздохнула ЕвдокияСеменовна, – родила несовершеннолетняя девчонка. Там в двух шагах общежитиеткацкой фабрики, на ткачих и погрешили, но не сумели обнаружить родившую. Ещеоказалась порядочной, замотала в тряпки и к Дому малютки подбросила. Другие придушат– и на помойку, а здесь рука убить не поднялась.

Девочку назвали в честь нашедшей ее няни –Катей, а день рождения определили ей – 16 марта.

– Почему фамилию дали – Виноградова?

– Там завхоз работал – Максим Виноградов,вот у него и “одолжили”, вместе с отчеством.

Когда Катеньке исполнилось десять лет, еезахотела удочерить бездетная пара. Но девочка неожиданно отказалась.

– Буду искать родную маму, – серьезнозаявила она директрисе.

Евдокия Семеновна уговаривала ребенкасогласиться, объясняя, что в новой семье будет лучше, сытнее. Однако Катюшастояла на своем. Рудых еще раз обратилась в милицию и затребовала копиюкогда-то заведенного дела. Но найти женщину, подарившую Кате жизнь, оказалосьневозможно.

– Наверное, все бумаги уже уничтожили, –вздохнула я. – Сколько лет прошло!

Евдокия Семеновна включила компьютер.

– Я, как Плюшкин, сохраняю всякиененужные вещи, никогда не знаешь, что пригодится. На экране высветился листок.“Я, сержант Горелов, в присутствии понятых…” Рудых сказала довольным голосом:

– Пожалуйста, можете ознакомиться, толькотам совсем мало сведений.