Он чувствовал ее дыхание, пристальный взгляд. Наверное, каждый второй на его месте воспользовался бы ситуацией, Ночка ведь прехорошенькая, а вечер холодный, хочется прижаться к теплому телу. Но Лаки так не мог, он всегда спал с женщинами только по любви. Правда, любовь в его представлении – разная, она может вспыхнуть и угаснуть, а может изводить всю жизнь, но при этом никакую из них он не рискнул бы назвать настоящей, как и ненастоящей. Необязательно владеть женщиной, чтобы возникла любовь, и даже сейчас, без права на интим и продолжение, между ним и Ночкой была любовь.

Вот только Лаки никогда не коснется Ночки, потому что тогда он предаст Юлю и точно не сможет сдать девушку Брюту.

Захмелевшая девушка не выдержала и провела пальцем по лбу Лаки, потом по носу, губам – от ее прикосновений его бросило в жар.

– Я даже не надеялась, что мы когда-нибудь с тобой познакомимся, и вот…

Лаки рывком поднес к губам ее руку, отпустил, подвинулся к стене и выключил фонарь.

– Извини, но лучше не надо.

Ночка сидела в темноте неподвижно, поначалу Лаки думал, что она заплачет, но нет, молодец, справилась. Легла на другом конце самодельной кровати и затихла. Интересно, о чем она думает? Что молодой мужик ломается, как девственница? Да, странно, но ведь иначе получится, как с Алисой и пудингом, причем в роли пудинга – Ночка.

– Спишь? – нарушил тишину ее шепот, Лаки не спал, но не стал откликаться; похоже, ей было неважно, чтоб ее слышали, главное – поделиться. – Я ведь знаю, что у тебя есть девушка. Просто давно тебя не видела во сне и надеялась, что ты уже не с ней. Обидно, но что поделаешь. Не могу сказать, какая она, она ведь ни разу не была в Зоне… Правильнее было бы желать тебе только хорошего, но я буду надеяться, что она дрянь, и ты ее бросишь.

– Возможно, из-за меня ее уже нет в живых, – все-таки ответил Лаки, хотел добавить, что Ночке в таком случае повезло, но не стал. – Спи. Завтра долгий путь. Или ты передумала выводить меня из «мерцалки»?

– Я слово держу.

Лаки никак не мог уснуть. Ему казалось, что Ночка проникнет в его разум и прочтет мысли, и он заставлял себя думать о всякой ерунде: о старпоме Гуке, занимавшем почетное первое место в его личном списке сволочей, потеснив даже Брюта, о деде Сергее и его охотничьих трофеях, о своей первой и последней собаке. О детском лагере, где ночью нельзя было вспоминать про белую лошадь, но мысли вращались именно вокруг нее. В конце концов, Лаки забылся в тревожном забытьи.

Проснувшись в холодном поту, обнаружил, что Ночка свернулась калачиком у него под боком. В решетку, что между водительской кабиной и камерой, пробивался серый свет. Здравствуй, новый день, и будь ты проклят! Тревожить крепкий сон девушки Лаки не стал, тихонько поднялся с кровати, поставил котелок с водой на горелку, вперился на него, заставил себя думать про что угодно, только не про сегодняшний день, все еще боясь, что она прочитает его мысли. Брют говорил, что она единственная выжила после того, как появилась Зона. Ночка выглядит как человек, ведет себя как человек, но сколько в ней человеческого, а сколько чуждого?

Как Брют собирается использовать силы, запертые в ней, когда вне Зоны девушка бесполезна? Или нет? Ночка перевернулась на спину, выпростала руки из спальника, со стоном потянулась и распахнула глаза.

– Доброе утро! Тебе чай в постель или в чашку? – поинтересовался Лаки.

– Мне ко-о-офе! – протянула она.

– У тебя есть? – возликовал Лаки. – Душу продам за кофе.

– Там, на складе, – она махнула в сторону одиночной камеры. – Стой! Сама принесу. Все равно не найдешь в бардаке.

Зеленые штаны с карманами она на ночь сняла, и теперь на ней были тонкие черные спортивки в обтяжку. Лаки не ошибся: у Ночки обалденные ноги: ровные, подкачанные, не такие длинные, как у Юли, зато более рельефные. Попа больше Юлиной, но какая!

Лаки отвернулся, но в голове прочно засела мысль, что не будь его сердце занято, он закрутил бы с Ночкой роман. Красивая девчонка, бойкая, но главное – своя, как в одной стае бегали. «Давай, дурачок, выбирай правильно, пока не поздно», – заговорил противный голос подсознания, и Лаки послал его куда подальше. Он уже выбрал, его женщина – лучшая на свете. Разве сравнятся Юлины утонченность и изящество с колхозноватой простотой Ночки?

Попивая ароматный кофе, заваренный в алюминиевой кружке, Лаки наслаждался последними часами жизни. Он считал, что перестанет быть собой, когда предаст Ночку.

– Слушай, ты ж знаешь, что на тебя охотятся, как же так получилось, что тебя взяли те люди? – не сдержал любопытство Лаки.

– Они вышли на меня через толстячка, я уже два года меняла у него продукты на арты, и доверяла ему. Получается, что подобраться ко мне можно только через тех, кому я доверяю.

– Посмотрела бы глазами того толстяка…

– Еще раз говорю: я не могу делать это осознанно, а когда была в его голове, он не замышлял плохого.

Она допила свой кофе и натянула бесформенные зеленые штаны. Куртку она надела другую, длиной по бедра, темно-зеленую, из плащовки, с капюшоном, опускающимся так низко, что не видно лица.

– Куда ты пойдешь после «мерцалки»? – поинтересовалась она.

Ночка делала вид, что вчера вечером ничего не было, и у нее виртуозно получалось притворяться равнодушной.

– На девятый пропускной пункт, – сказал Лаки.

– Все еще не хочешь рассказать, что у тебя стряслось? – полюбопытствовала она, надевая рюкзак.

Лаки отрицательно мотнул головой.

– Ну, как знаешь. Идем. Нам два часа бродить по «мерцалке», потом провожу тебя до бара «Бурундук», а дальше сам. Мне туда ходить опасно.

Одна половина Лаки возликовала, что Ночка будет с ним почти до конца пути, и не надо будет ее долго тащить на горбу, вторая обозвала его сволочью, напомнила, что он пользуется доверием влюбленной девушки, чтобы вонзить нож ей в спину.

Значит, нужно не спугнуть ее, заманить в бар, подсыпать снотворного, а дальше тащить к КПП. Желательно бы кого-нибудь в помощники, ведь она очнется и станет сопротивляться, кричать. Возможно, ее придется бить.

Он бросил взгляд на Ночку, делающую ревизию вещей, и захотелось завыть. Наконец она закончила, взяла автомат.

– Ну, что, ты готов? Тогда пошли!

Ночка знала Зону лучше, чем Лаки собственное тело, видела тропы, скрытые от глаз сталкеров, за два часа им не встретилось ни одного мутанта, ни одной аномалии. Пейзажи сменяли один другой, девушка уверенно поворачивала на перекрестках псевдореальностей. Лаки думал, что она будет дуться всю дорогу, но нет, ей удавалось быть решительной, собранной. И улыбчивой. Или он переоценил силу нахлынувших на нее чувств? Может, ей просто хотелось приятно провести время, а влюбленность тут ни при чем?

Чем ближе подходили к «Бурундуку», тем сильнее хотелось закопаться в землю, чтобы не принимать решение, которое он никогда себе не простит. Что бы ни сделал, он в любом случае проиграет.