* * *

Но он, похоже, серьезно решил меня заполучить. Придется искать помощи у Короса. И снова черпать из скудного источника. Еще немного, и магия закончится, я стану совершенно беззащитной. Голод прикончит меня. Но самое страшное — Договор будет нарушен. Что тогда станет с Домом Орвов? Король не простит нас, и позор ляжет на род несмываемым клеймом.

И все, что я вынесла, что вынесли те, кто до меня выполнял условия Договора, все было зря.

Нужно восстановиться раньше, чем это случится. Найти способ. Если северяне устроят резню, можно будет немного заглушить Голод, и сил на мороки тогда хватит.

Но уговорить Короса не удалось. Даже сходя с ума от желания, он удержался. Словно какая-то сила хранила его от серьезных безумств.

Море? Неужели то чувство оказалось верным, и северяне тоже заключили Договор, подобный моему? Тогда что они отдают этой изменчивой стихии? Стоит узнать и дополнить библиотеку Замка. Похоже, когда я вернусь, мне придется на время превратиться в писца.

Но одного я добилась, принимая ласки северянина. Корос решил, что я ему нужна больше денег, и наотрез отказал Бургу. Какие только деньги не предлагал за меня купец, вождь оставался непреклонным.

Зато остальных пленников продали без сожаления. Купцы яростно торговались с северянами, плевались, делали вид, что сейчас уплывут, но, в конце концов, договорились. Теперь, после заключения сделки, пленники считались рабами, и получить свободу побегом, или убив хозяина, не могли.

Я вышла проводить торговый корабль — следовало быть вежливой. Но почему бывшие спутники смотрели со злобой, а один, проходя мимо, плюнул? На что они обиделись? Ведь это у северян я пленница, для слуг же и солдат сэра Норгена — знатная дама, обращаться с которой нужно соответственно. Нахала следовало наказать, но тут я была бессильна: ни северянам, ни торговцам не было дела до оскорбленной рабыни.

И очень скоро я снова свернулась калачиком на корме скачущего по волнам корабля, получая насмешки и тычки от северян, и старалась выучить несколько новых слов.

Вегард теперь охотнее разговаривал со мной. Почему-то тот факт, что Корос оставил меня себе, сильно повлиял на северян. Тычков не убавилось, но пинать, когда я засыпала в своем уголочке, перестали. И воду пить разрешили без ограничений. Такое существование стало казаться почти сносным. Я начала привыкать и к качке, и к скобленому дереву палубы, когда облака на горизонте сгустились, потемнели и превратились в полоску далекого берега.

Северяне оживились. Ветер, наполняющий парус, стал казаться им слишком слабым, и они взялись за весла. Словно так корабль быстрее резал водный простор!

Нас заметили. В месте встречи моря и суши начали собираться люди. По мере приближения толпа распалась на отдельные фигуры, стали различимы лица.

Впереди стола статная женщина в синем плаще. Правой рукой она обнимала маленькую девочку, левой придерживала за плечо подростка. Мальчик пританцовывал от нетерпения, и как только мы подошли к берегу, ринулся к волнующейся кромке.

Встречающие мужчины зашли в воду. Паренек тоже не колебался — вместе со взрослыми подставил плечо под крутой борт. Его оттирали, посмеиваясь, но он не сдавался: пыхтя от старания, упирался ногами в землю, вместе со всеми заводя корабль на услужливо подложенные катки.

Корос смотрел на его возню с улыбкой, и гордость светилась в серых глазах. Сын? Значит, та женщина — жена? Нужно узнать о ней побольше, она теперь моя хозяйка.

С корабля перекинули сходни. Первым на землю сошел Корос.

Люди, так охотно принявшие корабль, поспешно отступили, словно не человек шел им навстречу, а чудовище из тех историй, что рассказывают долгими зимними вечерами, сидя у пылающего камина. Мне нравилось их слушать, а потом представлять себя на месте героя, победившего зло. И огонь, пляшущий в очаге, я тоже любила. И теплое шерстяное покрывало, синее, расшитое желтыми цветами.

Но это было давно, очень давно и из памяти исчезло и приятное тепло очага, и как уют одеяла. Я не помнила, почему они так нравилось мне тогда.

А из отпрянувшей толпы вышла женщина. Ее одежда показалась странной — совсем не похожей на ту, что носили остальные.

Платье, сшитое из чередующихся полосок красной ткани и черного меха. С широкого пояса каскадом свисали тонкие цепочки. Белые и черные. На концах некоторых в такт шагов болталось что— то яркое.

Высокий головной убор украшен такими же цепочками, а сбоку, у виска, свисает лисий хвост. Черный, с белым кончиком. Он шевелится во время движения, и почти закрывает лицо, стоит женщине хоть немного наклониться.

Тишина повисла над берегом, когда шаманка, вытянув перед собой накрытый белым полотенцем поднос, подошла к Коросу. Шла медленно, степенно, останавливаясь на каждом шагу. И всякий раз, замерев, громко спрашивала о чем-то. И Корос послушно отвечал. Так, чтобы его слова были слышны всем собравшимся.

Подойдя вплотную, шаманка протянула поднос. Конунг сдернул полотенце и накинул себе на шею.

На деревянной резной дощечке стоял потемневший от времени кубок, лежал большой нож и каравай с солонкой наверху. Корос показал железное лезвие людям и демонстративно отрезал кусок хлеба. Потом посолил и впился в краюху зубами. Прожевал и запил из кубка.

За его действиями следили так, словно от их правильности зависели жизни. Едва Корос допил, шаманка закружилась в танце, обходя вождя против солнца. Завершила круг и замерла, прислушиваясь. А потом громко прокричала что-то остальным.

Толпа ожила. Нетерпеливой птахой ринулся навстречу отцу сын, но замер в нескольких шагах. Оглянулся на мать и остался ждать, признавая за ней право первой обнять дорогого человека.

Она подошла, не торопясь. Протянула к мужу руки и несколько слов приветствия походили на музыку. Корос крепко прижал жену к себе и долго не отпускал.

Я не сводила с них глаз. Что они чувствовали? Как хотелось дотянуться до них сейчас! Обычно такие чувства тягучие, сладкие, по вкусу напоминающие мед.

Да, Замок бы насытился сегодня, будь у меня возможность выпить эмоции — воины спрыгивали с корабля и кидались к родным. Крики радости заглушили чаячий ор, и всюду взгляд натыкался на счастливых людей. Странно, ведь северяне привезли с собой несколько мешков с неприятным грузом.

Вскоре я осталась одна. И звать меня не спешили. Я отвлеклась от созерцания встретившихся, и оглянулась на остальные корабли — они возвышались справа и слева. Пустые. Но и груз с них разгружать не торопились. Я нынче тоже была грузом. Ценным или нет, узнаю чуть позже.

Я нашла взглядом Короса. На руках он держал дочь, и с интересом слушал, о чем ему рассказывал сын. Лицо мальчика пылало, видно, давно мечтал поведать отцу о своих успехах. Во время рассказа вождь то и дело смотрел на жену, и глаза его блестели.

Наконец, первый пыл встречи прошел. Вспомнили о добыче, что ждала своего часа.