Воины сами перенесли ее на берег. Сложили в общую кучу почти у воды, но так, чтобы не добрались любопытные волны. Туда же Корос привел и меня. Поставил рядом с грудой вещей и отошел, уступив место шаманке.

Та снова двинулась противосолонь, тихо подвывая какие— то заклинания. Жезл в правой руке выписывал замысловатые узоры, и казалось, воздух начал закипать. А вой нарастал.

Неожиданно шаманка вскрикнула и остановилась напротив меня. Замерла, вглядываясь в лицо, и забормотала, быстро-быстро, так, что невозможно разобрать отдельных слов. И закричала, тыча жезлом мне в грудь.

Люди заволновались. Но подойти решился только Корос. Он долго слушал, что вещает шаманка, и его лицо мрачнело. Похоже, ничего хорошего меня не ждет.

Но конунг на все имел свое мнение. Мотнул головой и резко ответил. Однако, его власть сильна, раз приказывает служителю духов, а тот не смеет ослушаться!

Шаманка немного подумала, и начала действовать. Под ее руководством северяне разложили костер, причем каждое полено женщина лично проверила, и многие отложила в сторону. Дождалась, пока прогорит огонь, собрала алые угли в странную посудину с мелкими дырками, и привязала лохматую веревку. При этом ни на миг не переставала бормотать. Но едва из раскачиваемой курильницы повалил дым, как тихие заклинания сменились воплями. Шаманка опять затянула непонятную песню, обходя меня теперь уже по солнцу.

От дыма захотелось кашлять. А она все махала и махала курильницей, словно хотела, чтобы я задохнулась в едком чаду. И когда казалось, я перенеслась в туманное нигде, швырнула в меня горсть соли. И все закончилось.

Что это было? Зачем? Кроме головокружения от дыма я ничего не почувствовала. Да и заклятья не действовали. Неужели все так плохо, и я уже не вижу чужой магии? Но ведь силы еще есть! Ладно, разберусь с этим позже, сейчас нельзя отвлекаться.

Как следует окурив меня дымом, шаманка довольно кивнула, позволив Коросу подойти. Он тут же сцапал мою руку и подвел к жене. Из длинной речи я поняла только, что теперь принадлежу ей.

Что делать? С мужчиной я бы нашла общий язык. Но с женщиной? Ей известны все мои уловки, и она проследит, чтобы мужчины держались от меня подальше.

Что ж, переждем. Пусть жена вожака молода, человеческий век не долог. Правда, мой тоже сокращается, но я что-нибудь придумаю. А пока буду слушаться хозяйку.

Она привела меня к дому. Длинное бревенчатое здание окружал высокий забор, сложенный из плоских камней. За ним высились другие срубы — приземистые и без окон. Вокруг стояли загородки, в которых бродили коровы и овцы. Все постройки разом опоясывал высокий частокол с широкими воротами.

Сейчас они были гостеприимно распахнуты. Туда и направилась процессия, с конунгом и его женой во главе. За ними шли воины, а следом слуги несли добычу. Всю ее сложили у крыльца, и Корос, стоя на пороге, начал оделять соратников.

Видимо, я в общую долю не входила, или вождь выкупил заранее. Его жена ушла в дом. Меня позвали следом.

Чтобы пройти в жилые помещения, пришлось пересечь просторный холл. Вдоль стен стояли большие бочки, огромные сундуки, а на множестве дощатых дверей висели замки. Клеть? Но почему перед входом в жилище? Мне придется многое узнать, если хочу выжить.

Из хранилища мы попали прямо в главный зал. Резные колонны поддерживали крышу, и, словно почетная стража, окружала возвышение. Там стоял трон. Справа и слева разместились деревянные кресла. Вместо подушек на сиденьях лежали шкуры. Явно не овечьи. Слишком уж красиво переливался мех в свете огромного камина. В нем, истекая жиром и соком, жарились огромные куски мяса. Похоже, забили целого быка. Северяне не останутся сегодня голодными. В отличие от меня. Мне нечем здесь поживиться. По крайней мере — сейчас.

Но хозяйка помешала осмотреться как следует. Подошла к помосту, села и поманила рукой. Я не сразу заметила, за что получила тычок в спину от служанки. Ладно, позже рассмотрю. Ссориться с женой вождя сейчас нельзя, куда лучше узнать ее слабости и сильные стороны. А потом подумать, как это использовать. Поэтому единственное, на что я теперь обращала внимание — лицо госпожи.

Правильные черты не привычны глазу, но она красива. Идеальный овал подбородка, четко очерченные высокие скулы. Кожа чистая, светлая и, похоже, никогда не знала ни белил, ни румян. Зато серые глаза аккуратно подведены черным, отчего пушистые ресницы кажутся еще гуще. Губы бледные, но это естественный цвет, а не болезнь.

Хозяйка тоже рассматривает меня. И спрашивает о чем-то. Моих знаний не хватает, чтобы понять. Да и говорит слишком быстро.

И в голосе прорезаются гневные нотки.

— Не понимаю.

Я мало знаю на языке северян. Но кое-что смогла выяснить. Имена воинов, их привычки. Названия ветров. И драккаров. Когда они, распустив парус и оскалившись драконьей мордой на форштевне резали пену волн, то и вправду походили на легендарных существ. Такими, как их рисуют в древних свитках — раскинувших крылья, купающихся в облаках. Но слов из домашней жизни я почти не знала.

Хозяйка, поняв, что толку нет, махнула рукой. Из речи, обращенных к служанке, я разобрала только "уведи" и "мешать".

Служанка хлопнула меня по спине и жестом велела идти за следом. Мы вернулись в клеть, и вошли в другое крыло дома — точную копию первого, только чуть меньше размером. Так же столбы держали крышу, и в глубине на возвышении стояло высокое кресло со скамеечкой для ног. Но теперь никто не мешал рассмотреть все как следует.

Вдоль стен тянулись широкие лавки. Такие же, как в людской в доме отца. Челядь спала на них ночью. Значит, здесь похожие условия. Меня толкнули к стене и велели ждать.

Тут, с краю, сиденья покрывали дорожки, сплетенные из тряпичных полосок. Ближе к возвышению их сменили овчины.

Деревянные стены закрывала вышитая ткань, резные доски, а за троном висел настоящий ковер. У матушки в комнате был такой же, стоил он немало, и мама долго ругала отца за расточительность. Значит, и до севера дошли творения мастеров далекой страны, полной легенд?

Серебряная посуда стояла на высоких поставцах. Некоторые вещи показались знакомыми — такие делали в Ассалиии и Вейфарте. Может, какие-то из них принадлежали и моему роду.

В зале сидело несколько старух. Они возились в углах, не обращая на нас внимания, пока служанка не позвала. Убедившись, что её услышали, она умчалась, только оббитая медвежьей шкурой дверь хлопнула. Одна из старух оглядела меня со всех сторон и поманила за собой. Я снова оказалась на улице, но уже во внутреннем дворе. Проводница вошла в сарай, к скотине. И ткнула пальцев вверх. Там, над стойлами сделан был помост. На нем и жили рабы. Отныне я должна жить тут, в коровнике.

Сейчас, в середине дня он пустовал, так что было время осмотреться. Света, проникающего сквозь открытую дверь, вполне хватило.

Скатанные овчины. Груды тряпья. На маленьких, грубо сколоченных сундуках деревянные миски и ложки. Жить можно. Вши мне не страшны, гораздо хуже запах, поднимающийся снизу, из коровьих стойл. Он настолько въелся в дерево, что чисти, не чисти — не выветришь. Зато зимой будет тепло от дыхания животных. Холод я переносила плохо — мысли путались, словно замерзшие, приходилось одевать побольше одежды и сидеть у камина. Тут у меня не будет мягких, шелковистых мехов, хорошо, если овчину дадут. А зима близко — кое-где березы уже начали менять зеленый наряд на золотистый.