О старец, одетый в рубище, твоя болтовня о любви – грех,

Ведь любовь, рубище и старчество друг с другом не сочетаются.

У тебя в лице ни кровинки, ты облачен в синие одежды,

Но почему же ты опечален сердцем, бледен лицом и плачешь

                                                              кровавыми слезами?

Твоим речам о любви никто не верит,

Хотя в твоем облике и заметны признаки страсти.

Разве ты нарушишь обет ради любви?

А ведь нарушать обеты ради любви – дозволено.

Не говори о смерти, говори о чаше с вином,

Ведь влюбленности пристала чаша вина в твоей руке.

Подобные полемические выпады были более характерны для поэтов, творивших вне покровительства двора, которые остро критиковали саму профессию наемного панегириста и обличали ее представителей. Приведенный пример порицания носителя мистического мировоззрения из уст придворного поэта тем и интересен, что достаточно редок. Му‘иззи не только включает эту тему в газель, но и частично облекает ее в типичную для любовной поэзии лексику (бледность, кровавые слезы, опечаленное сердце, нарушение обета и т. д.).

Характерной чертой газелей Му‘иззи является отсутствие в них авторской подписи в макта‘. Его подпись – тахаллус встречается только в касыдах. Отсутствие подписи в газели – явление достаточно редкое для этой эпохи, хотя некоторые придворные поэты продолжают придерживаться сложившейся в светской поэзии нормы и не включают свое имя в текст газели, например, современник Му‘иззи Адиб Сабир Тирмизи (ум. в 1143 или 1152) или представители исфаханской школы поэзии рубежа XII–XIII вв.

• Анвари

В соответствии со средневековой легендой именно Анвари был тем единственным поэтом, которому удалось перехитрить Му‘иззи и попасть в ближайшее окружение султана Санджара. После гибели Му‘иззи он занял его место «царя поэтов». Анвари считался лучшим персидским панегиристом всех времен, о чем можно прочитать в главе седьмой «Бахаристана» ‘Абд ар-Рахмана Джами:

В поэзии есть три пророка,

Хотя нет пророков после Пророка.

В описаниях, касыде и газели –

Это Фирдауси, Анвари и Саади.

Будущий поэт, полное имя которого ‘Али Аухададдин Анвари, родился около 1115 г. в Хорасане, близ города Майхана, откуда родом был и знаменитый суфийский шейх Абу Са‘ид. Занятия юного Анвари не предвещали столь блестящей придворной карьеры. Он начал свое образование в Тусе, в знаменитой Мансуровой академии, изучал богословские и юридические науки, философию и медицину в духе Абу ‘Али ибн Сины, которого считал учителем. Традиционное образование, полученное Анвари, предполагало в том числе и овладение навыками стихотворства. Но все попытки попасть ко двору султана Санджара, одна из резиденций которого находилась в Нишапуре, а другая в Мерве, были напрасными. Молодого поэта неизменно оттирали более опытные и искушенные в дворцовых интригах стихотворцы. Считается, что судьба улыбнулась Анвари, когда султан Санджар во время посещения гробницы имама Ризы в Мешхеде заехал в Тус. Историю о том, как Анвари перехитрил Му‘иззи, пересказывают Даулатшах Самарканди в «Тазкират аш-шу‘ара» и известный историк Хондемир в «Хабиб ас-сийар».

У Анвари есть множество касыд, неоднократно привлекавших внимание востоковедов. Едва ли не самая известная среди них получила среди специалистов название «Слезы Хорасана». Она выдержана в традиции описания различных бедствий и катастроф, к которой относится ряд известных произведений в форме касыд, например, касыда Катрана о землетрясении в Тебризе, касыда Фаррухи на смерть султана Махмуда, касыда Ансари «Что за поток!..», касыды Насир-и Хусрава и Сана'и, осуждающие нравы своей эпохи. Общим для всех этих произведений является присутствующее в зачине перечисление социальных, профессиональных или возрастных категорий людей, чье поведение в условиях катаклизма не соответствует социальной или этической норме.

В касыде Анвари эта схема модифицирована в соответствии с основной темой – рассказом о последствиях опустошительного набега кочевых тюрок-огузов на Хорасан. Известно, что войско султана Санджара в 1153 г. было разбито огузами, а сам он пленен. После этого огузы вторглись в Хорасан, а Санджар провел в плену три года. Касыда Анвари, представлявшая собой послание названному сыну султана Рукн ад-Дину Галдж Тамадж-хану, должна была побудить последнего оказать военную помощь изнемогающему под гнетом захватчиков Хорасану:

Если ты долетишь до Самарканда, о рассветный ветерок,

Передай хакану[34] письмо от жителей Хорасана.

В начале того письма – [рассказ] о телесных страданиях

                                                            и душевных муках,

В конце того письма – [рассказ] о сердечной тоске и боли

                                                                           в груди…

Из милости выслушай рассказ о жителях Хорасана,

А когда выслушаешь, взгляни на них с состраданием.

Это глаголят опечаленные и истерзанные,

О ты, чье сердце, владычество, и вера [да пребудут]

                                          ликующими и победоносными!

Ведаешь ли ты, что из того, что некогда было,

Сегодня во всем Иране не осталось и следа?

Ведаешь ли ты, что из-за рокового набега гузов

Нет в Хорасане никого, кто не пал бы его жертвой?

Над великими мужами наших дней стали властвовать

                                                                    ничтожные,

Над благородными мужами обрели главенство подлецы.

На пороге мерзавцев стоят в печали и растерянности

                                                                       праведные,

В руках беспутных томятся в плену и безысходности

                                                                   благочестивые.

Не увидишь человека в радости, кроме как на пороге смерти,

Не найдешь девственницы, кроме как в утробе матери.

Соборная мечеть в каждом городе стала для их вьючных

                                                                          животных

Стойлом – не осталось ни потолка, ни дверей.

Ни в одном крупном городе не читают хутбу[35] во славу гузов,

                                                                            потому что

В Хорасане не осталось нынче ни хатибов, ни минбаров[36].

Если вдруг убитым любимое дитя

Увидит мать, то от страха не посмеет зарыдать…

Мусульманам наносят такие оскорбления,

Сотую долю которых не наносили мусульмане неверным.

Находят безопасное убежище мусульмане в Руме и в Китае,

[Но] нет ни крупицы покоя в мусульманских землях.

В своих касыдах Анвари широко использует известные схемы стандартных зачинов, доведя до совершенства сочетание их элементов. Одним из излюбленных сценариев насиба был тот, в котором красавица выступает в роли вдохновительницы поэта или сама слагает стихи. Подобная касыда уже имелась у Му‘иззи, который, в свою очередь, видимо, ориентировался на соответствующую касыду-образец Фаррухи. Касыд с такими зачинами в диване Анвари уже около десятка, и они поражают разнообразием авторских вариаций. Одно из самых известных стихотворений, включающих названный лирический сюжет, начинается описанием красот