Я скосила глаза слегка в сторону от эмоционально обличавшей меня подруги. – Там, в тени, в глубине пещеры начинала выплясывать какая-то тень на стене. По мере того, как голос подруги срывался на крик, тень возрастала. Увеличивалась стремительно, пока не заполонила собой все пространство.

Вот он! Огромный пятиметровый воплоскур! Привлеченный грохотом взрывов и криков Морган.

– М…м…– пыталась я выдавить из себя хоть что-то, но выходило плохо. От ужаса мои голосовые связки завязались в узлы. Подруга же не видела того, что творилось у нее за спиной. Продолжала стыдить меня, гневно обличая.

– А это что у тебя тут? – сцапала Морган зеркальце, вырвав его из лап паучат. – Полюбоваться на себя хочешь перед смертью? А вот фиг тебе! Сама на себя полюбуюсь!

Морган поднесла старинный артефакт к лицу и…

– И-и-и… – заорала громко, бледнея на глазах.

– Морган! – только и успела воскликнуть я.

Но бездыханное тело подруги, мешком свалившееся к моим ногам этого уже не услышало. Мне же хоть было и жаль глупую зарвавшуюся девчонку, но в данную минуту меня больше всего волновал огромный пятиметровый воплоскур, глядевший на меня пятью черными глазами не мигая.

– Мамочки… – прошептала я, чувствуя как холодный пот ручьем струится вдоль впадин позвоночника.

Живность моя ползала по мне радостно попискивая. То ли своего узнали, то ли не знаю уж чего…

Зеркало с притихшим призраком валялось невдалеке от бездыханного тела подруги. Я закрыла глаза. Крепко закрыла. Да, я трусиха. Да, страшно. А вам не страшно бы было в такой ситуации?

– Мама! – с торжественным возгласом Мохнатка спрыгнула с меня. Ее примеру последовали остальные паучата.

Я приоткрыла один глаз.

Огромный паук застыл около паучат, а затем бросился поднимать их высоко над землей, качать, баюкать, прижимать к себе…

Неужто и правда Мохнаточка моя и Блошки мать свою родную обнаружили?!

– Мама! Мама! – твердили они на разный писк.

– Ты кто? – раздался басистый утробный голос прямо из чрева мамаши-паука.

– Я… это… – сглотнула я нервно, – тоже их мама!

Ну а что? Кто их кормил, поил, выпестовал? Кто, рискуя жизнью вернул их в горы, в материнское лоно, так сказать? Так что да, я – мать. И самая настоящая.

– Хм? – мамаша повернулась к Мохнаточке, как к самой старшей.

– Да! – пискнул паучонок. – Это – мама, – указала она на меня своей лапкой, – и это – Мама! – повернулась к своей родительнице.

– Хм… – снова произнес паук, но уже менее уверенно.

А потом, оставив паучьи нежности с детенышами, в один миг самка воплоскура приблизилась ко мне. Боги мои! Ну и чудище… Гигантское, черное, мохнатое. А глаза настолько темные, что в них красными и синими всполохами вспыхивают молнии, кружатся вихри.

Чувствуя, как ноги мои холодеют, я снова трусливо прикрыла глаза от страха. Сейчас сожрет…

Но! Ничего не произошло. В какой-то момент паук дернул на себя мои руки, освобождая меня из оков.

– Пошли! – раздалось гулкое и утробное.

Кое-как передвигая ногами, я быстро подобрала зеркальце и двинулась вслед за воссоединившимся семейством вглубь пещеры. Ну а что еще делать? Не оставаться же в завале рядом с телом предательницы?

***

Если то место куда меня привела мама Мохнатки и было паучьим гнездом, то очень маленьким, гнездышком, так сказать.

– Прак-ти-ка? – гулко по слогам произнесла паучья мамаша трудное слово.

Я кивнула, глядя на то, как мои питомцы вовсю облюбовывают приготовленный с материнской заботой уголок для них – подстилку из соломы, гамаки из паутин, батуты, и много всего интересного для полноценного развития паучат.

Дети остались в пещере, а мы двинулись дальше. Я обернулась взглянуть на своих питомцев, возможно в последний раз в жизни. И снова ком в горле застрял. Успела уже к ним привыкнуть, прикипеть всей душой.

– Можно попрощаться? – обратилась я к пауку.

– Да. – не стало вредничать животное.

Я подбежала к паучатам, осторожно взяла каждого на руки, погладила по мохнатым теплым пузикам, а Мохнаточку, дочку свою названную, даже поцеловала меж глазок.

– Будьте хорошими детками! – попросила я их, – Слушайте маму, и не балуйтесь!

Малыши закивали головками, ну точно как утята и принялись дальше осваивать новую интересную комнату. Я шла за пауком, незаметно стирая слезы. Да, трудно мне давалось это расставание. Но, с другой стороны, паучатам лучше тут. Не просто лучше, а жизненно необходимо. В естественной среде обитания, рядом с найденной мамой. Там может быть, глядишь и отец с охоты подтянется. А в городе что? Воплоскуры под строжайшим запретом. Им не выжить там, а потому плакать и скучать по ним не нужно. Наоборот лучше порадоваться за малышей и завести себе другую живность, менее экзотичную.

За раздумьями я и не заметила, как паучиха привела меня в логово. Другое и несомненно большее, чем ее собственное жилище. Оно освещалось лишь светом полной луны, и из тонувшей темени на нас начали наступать другие пауки, такие же огромные и мохнатые, как мать Блошек.

Если до этого мне было страшно, то теперь я просто была готова взвыть от ужаса. Как в обморок не упала, не знаю. Но руки и ноги отнялись со страху. В горле пересохло, а сердце казалось остановилось от дикого необузданного страха.

Пауки обступали нас со всех сторон, но блошиная мать обороняла меня, не подпускала своих сородичей слишком близко. А потом я стала различать еле слышный писк, больше похожий на ультразвук. Наверно это воплоскуры так общались между собой. Судя по всему они вели активные переговоры с матерью. И не трудно было догадаться, каковой на самом деле была тема их дебатов. Я. Собственной персоной.

Повизжав друг на друга, паучье войско расступилось пропуская блошиную мать, и меня с нею заодно, вперед. Я неуверенно прошла вслед за проводницей, каждое мгновение ожидая атаки или нападения, но ничего подобного не происходило. Пауки просто шли за нами, даже не думая нападать.

А потом мы вышли в еще одну пещеру, где стоял промозглый ледяной холод. Там, около сводчатой стены, задрав беззащитно мощные лапы вверх, валялся на спине огромный, и кажется мертвый, паук.

– Что это? – пробормотала я в раздумье.

– Дурак! – сообщила мне мамаша моих блох. – Забирай и иди. Скажи своим, что ты убила. Пусть к нам год не суются. А потом мы еще дурака убьем. И еще. А вы, не лезьте в горы. Не тревожьте нас!

В крайней степени недоумения я взирала на весь этот творившийся вокруг меня сюр. Это что же получается? Воплоскуры на мировую идут? Двойную выгоду себе нашли? Избавляются от дураков, отдавая их нам в качестве трофея, чтобы мы наиболее разумных не трогали? А они умней нас, определенно!