от поля, давая понять, что она перебивает. — Я здесь живу.

Ее губы сложились в идеальное «о», а глаза метнулись ко мне, что-то прикидывая. Я вздохнула, ставя чашку на стол и напрягая спину. Я могла бы заполнить целую записную книжку всеми причинами, по которым мне не нравилась эта женщина.

— Тристан, это мой сосед, Гаррет. Джейми пригласил его на игру, — «вот почему мы пытаемся смотреть это, ты, шлюха-сплетница», — мысленно добавила я.

Ее звонкий смех ударил мне в уши, отдавшись в барабанных перепонках и заставив меня вздрогнуть. Две другие женщины — Кэролин и Лара, если я правильно помню, — засмеялись вместе с ней, как будто все они каким-то образом знали одну и ту же шутку. От этого мгновенно зазвенели тревожные колокольчики, присоединившись к все еще звенящему звуку ее смеха.

— Приношу свои извинения, Гаррет. В этом гораздо больше смысла.

Я втянула губы в рот, пытаясь пропустить замечание мимо ушей. То же самое дерьмо, но в другой день. Мы разговаривали всего несколько раз, но она всегда находила способ оскорбить мой статус родителя-одиночки. Вдох, выдох. Ее комментарии не имели значения. Она не имела значения. Я была гребаным речным камнем, и я была здесь ради Джейми.

— И почему это так? — вопрос вырвался из широкой груди рядом со мной, и я повернула голову в его сторону, но он не смотрел на меня. Если Тристан и хотела его безраздельного внимания, то теперь оно было у нее.

Она снова захлопала ресницами, и я представила, что, если бы они были еще длиннее, она бы улетела. Развернувшись более полно, она имела наглость положить руку ему на колено. Ее очень замужнюю руку.

— Я имела в виду это как комплимент. Ты не похож на человека, у которого был бы ребенок от ребенка, — она снова рассмеялась, — но это то, что я получаю за предположения.

Скрытое оскорбление пронзило меня насквозь, и я поставила свой пенопластовый стаканчик, чтобы удержаться от того, чтобы не разломать его пополам и не швырнуть в ее улыбающееся лицо.

Я ждала его ответа, услышала, как он сбивает ее с толку или одаривает равнодушным выражением лица. Но он этого не сделал. Он просто уставился на ее руку, лежащую у него на колене, мышцы на его подбородке напряглись.

Холодное, резко опускающееся чувство в моем животе определенно не было разочарованием или смущением. Нет. Вероятно, я просто слегла с внезапным заболеванием гриппом.

Подавив чувство, что я ухожу неназванной, я нацепила на лицо свою самую лучшую улыбку в сфере обслуживания клиентов, придав ей оттенок презрения.

— Спасибо тебе, Тристан.

Она оглянулась, приподняв брови, ее рука все еще лежала на колене Гаррета. — За что?

— За то, что всегда напоминаешь мне, какой я была маленькой, когда рожала. Можно подумать, я все помню, потому что именно я пролежала там четырнадцать часов и вытолкала его тело из своей вагины, но иногда это так трудно. Вероятно, потому что мой мозг еще не полностью развился. Так что, спасибо тебе.

Я подняла свою улыбку на ступеньку выше, из уголков ее сочилась сладость. Я надеялась, что она, черт возьми, утонула в этом.

Она усмехнулась, наконец-то убрав руку с моего соседа, чтобы ткнуть в меня длинным наманикюренным ногтем. — Я бы сказала, что удивлена твоим грубым, юношеским комментарием, но ложь — это грех.

— Ах, да, мы бы не хотели, чтобы Иисус думал, что ты кто угодно, только не добропорядочная христианка.

Ее челюсть выпятилась, и она громко фыркнула. — Не всем из нас так комфортно плевать на наши ценности и убеждения, как тебе, Мэдисон.

Я сжала кулаки, чтобы они не дрожали так заметно. Было физически больно сохранять нейтральное выражение лица, когда мое сердце бешено колотилось, а шея и уши покраснели.

— Повернись и посмотри на своего сына, Тристан. Я бы хотела посмотреть, как играет мой, поскольку, как ты любезно заметила, я уже пропустила первый тайм.

Презрение наполнило ее глаза, губы скривились, образуя яд, который, я чувствовала, вот-вот должен был извергнуться. — Твоего сына даже не было бы здесь, если бы не плата за обучение, которую платят такие родители, как мы, — она указала на себя и мам по обе стороны от нее.

Я могла бы многое проигнорировать, но намекать на то, что мой сын не имел права на образование, было жестоко. Заставив себя разжать челюсти настолько, чтобы заговорить, я сказала, — я плачу за обучение столько же, сколько и ты.

У нее вырвался звонкий смех, но он был испорченным, больше не беззаботным. — Пожалуйста. Вы получаете финансовую помощь, и все здесь это знают. Как, по-вашему, твой сын смог присоединиться к команде? Ты думала, это бесплатно?

Мое лицо вытянулось, и она усмехнулась. — Такие люди, как вы, любят работать в системе, и вместо того, чтобы быть благодарными, вы разворачиваете свой жадный зад и влезаете в наш круг общения, как будто вам здесь самое место.

Ее голос стал громче, и люди, сидевшие вокруг нас, теперь наблюдали за моим унижением, истекая слюной, как стервятники, кружащие над гниющей тушей. Я слышала свой пульс в ушах, а глаза начинали гореть.

Я шмыгнула носом, быстро моргая, не позволяя упасть ни единой капле. Я привыкла к этому. Я могла бы с этим справиться. Все было прекрасно. Все было прекрасно.

— Ты права, Тристан. Я не платила за то, чтобы Джейми был в команде, но не потому, что не хотела платить. Однако я плачу за обучение столько же, сколько и каждая здешняя семья, и делаю это самостоятельно. Я встаю и иду на работу каждый день, чтобы заработать своему сыну место здесь. И как безработная мать, чей муж работает, чтобы оплатить место ее ребенка, ты не имеешь права комментировать это.

— Ты, из всех людей, собираешься осуждать меня за то, что я мать-домохозяйка? Как неудивительно лицемерно с твоей стороны.

Я скользнула потными руками вниз по бедрам и обхватила колени. Я чувствовала жар в глазах каждого, и тошнота подкатила ко мне.

— Ты вкладываешь слова в мои уста, чтобы манипулировать ими, превращая себя в жертву. Я не буду играть с тобой в эту игру. Мой сын здесь, потому что он этого заслуживает и потому что я работаю ради этого. Конец истории.

Кэролин и Лара обе хлопали ее по плечам, говоря, чтобы она бросила это, но она была диким огнем, пылающим, не заботясь о том, кого или что она поджигает. — Ты можешь сколько угодно сидеть там в своем подержанном костюме секретарши, но