Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первым делом мы падаем в постель и проверяем, не испортились ли пружины за время нашего отсутствия. Нет, не испортились. И, что даже ещё лучше, мы тоже совсем не испортились. Вон Наташка одна чего только стоит.
Приезжают родители и Гена с Ларисой Дружкиной. Наташка хмурится, а я прошу оставить отца в покое и смириться с тем, что у неё теперь имеется гражданская мачеха.
В день рождения с самого утра Наташка делает глаза, как у Кота в сапогах из «Шрека» и просит сказать, что за подарок её ожидает. Но я проявляю несгибаемую стойкость и храню молчание. Лишь улыбаюсь в ответ.
— Ну ладно, — говорит она, прищурившись. — У тебя тоже будет день рождения…
— Через год почти, — усмехаюсь я. — Ты обо всём забудешь, так что мне совсем не страшно.
— Ах ты… — счастливо негодует она. — Давай сюда подарки, кому говорят.
На ужин мы идём в свой любимый ресторан, туда, где нас встречала в прошлые разы Белла. Сегодня она тоже здесь. Для родителей это всё похоже на космос, причём откровенно дальний. Ну что же, пусть радуются и веселятся. Постараюсь и сам оторваться по полной.
Когда родственники заканчивают поздравления, наступает и мой черёд.
— Весь день, — начинаю я, — Наталья просила раскрыть ей тайну подарка, приготовленного мной. Понимаю, это было нечестно. Я имею в виду, нечестно было так долго её мучить. Но если бы я сдался, то не получилось бы эффектного сюрприза. Хотя, насколько он эффектный, решать ей. Итак, Наташенька, поздравляю тебя с днём…
В этот момент раздаётся лёгкий стук в дверь, и она открывается. На пороге появляется человек.
— О, — насмешливо говорит Гена, — это и есть твой сюрприз?
— Здравствуйте, товарищи, — обращается к нам пришелец. — Я заберу у вас Брагина ненадолго? На пару слов буквально.
Кухарчук выглядит весьма скромно и деликатно, да только вот глаза его горят, как у гончего пса…
— Егор Андреевич, прошу вас…
22. Опять не вовремя
— Пётр Николаевич, — качаю я головой. — Какая неожиданность. Как вы меня нашли-то? Любопытно даже.
Он скептически улыбается. Алик и Лёха встают из-за стола и направляются к двери. Я бросаю огорчённый взгляд на Беллу и она разводит руками, словно говоря, мол ну а что я могу поделать… Да, кадры, кадры и ещё раз кадры, как говорил великий Ленин. Хотя, он, кажется что-то другое говорил.
Своих парней я оставил ближе к телу, к телам то есть, моему и членов моей семьи. А вот подходы охраняют дяденьки милиционеры, присланные по просьбе Беллы в количестве аж восьми штук. Моя милиция меня бережёт. Да только не от майоров КГБ, как мы видим.
— Пара слов буквально, Егор Андреевич.
— Прошу прощения, но сейчас никак невозможно, — говорю я голосом, полным сочувствия. — Никак. Вы меня прервали в самый важный и ответственный момент. У нас тут семейное торжество. По этой причине я и к столу-то вас пригласить не могу. Вы уж не обессудьте. Поговорим позже. Завтра. Или, ещё лучше, послезавтра.
Я отворачиваюсь и снова перевожу взгляд на Наташку. Она сегодня просто восхитительна. С сумасшедше модной причёской, значительно увеличивающей объём головы, с дикими голубыми тенями и алыми губами. Всё это делает её старше года на два, а то и на три, но ей самой страшно нравится, как она выглядит. Ну, а раз так, то и мне нравится.
Ты целуй меня уже, восемнадцать мне везде. То есть наоборот. Кстати, нужно найти этого Серёжу Жукова… или он не Серёжа?.. В общем найти и беспощадно истребить, если не самого, то хотя бы желание сочинять непотребные песни.
На Наташке сегодня фирменный тёмно-бирюзовый комбез со стянутым поясом и брючинами, заправленными в укороченные сапожки. Высокая, стройная, просто супермодель. Секси-секси. Думаю в таком виде она вполне могла бы украсить обложку любого модного журнала от «Крестьянки» до «Вог». Да здравствуют восьмидесятые!
— Позже не получится, — Подаёт голос Кухарчук. — И в другой раз тоже. Дело государственной важности, так что вы уж уделите мне минутку вашего драгоценного времени.
Он делает шаг в мою сторону, но путь ему преграждают Алик и Лёха.
— Это частная вечеринка, — говорит Алик, предупреждающе выставляя руку.
Молодец, на лету всё хватает. Да и мало ли кто тут ходит-бродит. Заявляется какой-то хрен в штатском, и мои парни не обязаны знать, что он майор госбезопасности. Правильно? Правильно.
Но он с проворством циркача или, лучше сказать, с проворством опытного шамана извлекает из кармана заговорённый оберег в виде красной книжицы с золотым тиснением. Да вот только здесь колдовство не действует и магический артефакт не имеет силы.
Идите вы, товарищ майор, куда подальше.
— Кстати, Егор Андреевич, — обращается он ко мне. — Хочу вас поздравить. Видел постановление о награждении вас орденом «Знак почёта». Это огромная честь. Да ещё и в вашем возрасте. За что, если не секрет?
— За содействие в поимке оборотней в погонах, пытавшихся прикончить вашего подвыпившего коллегу, — пожимаю я плечами. — Но, главным образом, за дружбу с генеральным секретарём.
— Так это вы тот самый героический молодой человек? — обрадованно восклицает он, не замечая кощунственных эскапад с упоминанием генерального.
— Егорка! — восклицает мама. — Ты ничего не говорил! Это правда⁈
— Возможно, — пожимаю я плечами.
— Ну, давай, приглашай Петра Николаевича к столу! Такое известие!
— Вот зять у меня! — качает головой дядя Гена наливая полный бокал коньяка. — Всем зятьям зять! Орденоносец, растудыт твою в качель!
— Нет-нет, благодарю вас, — отзывается Кухарчук. — Я, к сожалению, ограничен во времени.
— Давай! — поднимается капитан Рыбкин. — Гонца, принёсшего добрую весть надо угостить. Выпь!
Молодец, дядя Гена, тролль десятого уровня. Я едва держусь, чтобы не засмеяться.
— Пропустите, ребят, пусть человек коньячку жахнет! — говорит Геннадий Аркадьевич, подходя ближе.
— Нет-нет, благодарю, — каменеет лицом майор. — Я не пью.
— Вообще что ли? — столбенеет Гена. — Больной или как?
— Или как, — кивает Кухарчук, и я вижу злые искорки, летящие из его глаз. — Мне бы с Егором Андреевичем парой слов перекинуться. Можем в соседний кабинет зайти, там свободно сейчас.
Блин, о чём говорить? То есть он специально приехал сюда, чтобы поговорить? Ну не для того же, чтобы собственноручно замочить в ресторане. В ресторане не обязательно, можно взять меня, типа арестовать и увезти в неизвестном направлении. Но тогда зачем светить свой фейс? Если хочешь арестовать или просто похитить, давай, пробуй это здесь сделать.
— Очень неподходящий момент, — качаю я головой. — Вы семейное торжество нам портите.
— Что же, весьма сожалею, — отвечает он. — Служба, понимаете ли. Служение отчизне превыше всего.
— Ну, ладно… заходите, — принимаю я решение. — Отойдём вон туда, в сторонку. Наташ, прости, пожалуйста. Служение отчизне превыше всего, слышала?
Я подхожу к окну, и он тоже. Сначала стоит, поджав губы, видать не нравится ему, что придётся шептаться у всех на виду, но потом всё-таки начинает говорить.
— А ты напрасно насчёт служения ёрничаешь, — чуть надменно говорит он.
— Возможно, — соглашаюсь я. — Но возможно, и не ёрничаю. Что же привело вас ко мне? Вон в какую даль прилетели. Быстро, главное нашли.
— Полетел бы ты через Тулу, мы бы тебя дольше искали, а через союзную столицу — на раз-два нашли.
— И зачем вы меня искали?
— Как в «Берегись автомобиля». Привычка убегать и привычка догонять.
Я хмыкаю:
— У меня нет ни той, ни другой. А у вас какая?
— Догонять, естественно, — пожимает он плечами.
— Стало быть, ваше появление есть результат погони, правильно я понимаю?
— Не совсем, — отвечает он.
Я молчу, он тоже какое-то время стоит молча и прищуривается, как капитан Болдырев из «Васи Куролесова», тот, что с глазами цвета маренго. Классная книжка была, да и вообще, Юрий Коваль — это нечто.
— Пётр Николаевич, ну, не молчите, пожалуйста. Вы меня действительно оторвали от важного дела, и всё это очень некрасиво получилось. Давайте свои вопросы.
— А у меня не вопросы, — отвечает он. — У меня просьба.
— Серьёзно? И какая же? Я, между прочим, двоих друзей похоронил и сам едва не лёг с ними, а вы ко мне с просьбой обращаетесь? Умеете удивить.
— Та страница перевёрнута, — отвечает он. — А сейчас у нас новая глава пишется.
— Как у вас всё просто, — качаю я головой. — Видимо моё доверие к вам в этой главе значения не имеет, да?
— Что-что?
— Ну, я о том, что после того, как вы ко мне послали киллера, я скорее вам не верю, чем верю. Это, в общем-то, вполне естественно, вам не кажется?