Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На этом сюрпризы заканчиваются. На сегодня. Завтра у нас ещё два осмотра недвижимости, приобретённые для родителей и для Гены. А ещё завтра нужно познакомить Гену с начальником ОБХСС. И папу тоже кое с кем. Это на предмет работы, а вот для мамы пока вакансии не нашлось. Подходящих проектных организаций здесь просто нет, прямо скажем. Ладно, это всё завтра.
Мы заходим в номер. Родители расходятся, кто куда, а мы уединяемся, так сказать, в спальне. Никто из них не комментирует наше с Наташкой совместное проживание, хотя маме, кажется, есть что сказать. Но она стоически молчит. Ну, извините, восемнадцать лет человеку, совершеннолетие, как-никак.
— Ты что, — прищуривается Наташка, присаживаясь на край кровати. — Правда сюда переехать хочешь?
— Нет, — качаю я головой. — Может когда-нибудь потом, на пенсии. Будем с тобой сидеть на балконе и любоваться видом. Будем есть свою черешню и персики. По-моему неплохой план. Тебе что, не понравился мой подарок?
— Очень понравился, — кивает она. — Такой… не знаю… грандиозный. Я как будто будущее даже увидела.
— Ну, а что же ты тогда щуришься?
— Просвечиваю тебя насквозь, — смеётся она и начинает расстёгивать пуговицы на комбинезоне.
— Ничего себе, — поднимаю я брови.
— Помоги, — подмигивает она и вытягивает ноги.
Я опускаюсь на одно колено и стягиваю с неё сапожки.
— Слушай, — качаю я головой, — кто придумал эти комбинезоны? Его же нужно почти полностью снять, чтобы в туалет сходить.
— Ага, — смеётся она и откидывается на кровать.
— Снимай давай! — нетерпеливо-шутливо командую я.
— Ох, устала я что-то, — лукаво улыбается она.
— Нет, так не пойдёт. У меня же для тебя есть ещё подарок.
— Ещё подарок? — изгибает она левую бровь.
— Ага.
— Это тот, что всегда с тобой?
— Что?
Она прыскает и прикрывает ладошкой рот.
— Это само собой, но есть ещё что-то.
— Ну, давай, — милостиво разрешает она.
— Нет, сначала разденься.
— Что⁈
— Да-да! — подтверждаю я. — Раздевайся.
Я склоняюсь над ней и начинаю расстёгивать оставшиеся пуговки.
— О-о-о… — шутливо стонет Наташка, когда я добираюсь до самых нижних. — Да-а-а…
Ей приходится подняться с постели, чтобы освободится от одежды.
— Под ним ничего нет! — удивлённо восклицаю я.
— Как это ничего! А я? Разве ты не видишь меня под комбезом?
— Снимай его скорее! — командую я и удивляюсь тому, насколько глухим и сиплым делается голос.
— Ладно…
Она сбрасывает ткань со своих плеч, и комбинезон соскальзывает к ногам. Мне приходится снова присесть, чтобы освободить её ноги.
Наконец-то Наташка остаётся совершенно голой. Она ослепительно красива… Стоит и улыбается, глядя на меня. Я делаю пару шагов назад и опускаюсь в кресло.
— Что это значит? — удивляется она, упирая руки в бока.
— Хочу сначала полюбоваться.
— Ладно… Только недолго.
— Пройдись, пожалуйста… Нет, сначала подними с пола свои одежды.
— Хорошо, — качает она головой.
Какое прекрасное, невыносимо прекрасное зрелище…
— Не сиди просто так, — шепчет она обернувшись ко мне через плечо и улыбается. — Снимай рубашку.
Я послушно начинаю расстёгивать пуговицы. Наташка бросает комбинезон и сапоги на стул и, повернувшись, медленно подходит. Я подаюсь вперёд и она помогает мне снять рубашку, высвобождая из рукавов. Собрав в комок, она бросает её не глядя назад и опускается на колени, раздвинув мои ноги.
Рука её касается ремня, выпрастывает из пряжки кожаную ленту, расстёгивает пуговицу и тянет за собачку молнии… В-ж-ж-ж-и-к…
Я приподнимаю зад над креслом, опираясь на подлокотники, и она стаскивает с меня брюки и трусы, потом немного теряет темп, зависая над шнурками, но, наконец, стягивает туфли и носки, освобождая от всего лишнего.
Она выпрямляется, стоя на коленях и положив руки мне на бёдра, смотрит мне прямо в глаза и становится совершенно серьёзной. От улыбки не остаётся и следа.
Я протягиваю руку и провожу по её волосам и по щеке, касаюсь кончиками пальцев её губ и, продолжая движение, спускаюсь ниже. Плечо, ключица… Я касаюсь её груди, и она, вздрогнув, подаётся вперёд.
Тогда я отнимаю руку и беру красную коленкоровую коробочку. Она длинная и плоская. Я раскрываю её и достаю жемчужную нить. Жемчуг прекрасен, он светится нежным и тёплым перламутром. Бусины крупные, соблазнительные и провоцирующие… Все круглые, а одна, свисающая с золотого завеса, похожа на большую сияющую каплю.
Я надеваю колье Наташке на шею и, наклонившись, нахожу губами её мягкие и тёплые губы. Мы целуемся, а потом она вспархивает и бежит в прихожую к большому зеркалу.
— Как же это красиво… — шепчет она.
Точно не красивее, чем ты… Я усмехаюсь и, встав ей за спину, обхватываю её руками за живот. Прижимаю к себе и касаюсь губами шеи…
Она снова вздрагивает от поцелуя и, заведя руки назад, прижимает меня.
— Спасибо, — шепчет она, а я медленно веду руки вверх и опускаю на её трепещущие бугорки. Она закрывает глаза и откидывает голову, опуская мне на плечо. Губы её приоткрываются и в этот момент…
В этот момент раздаётся настойчивый стук в дверь. Твою же дивизию! Надеюсь, это не мама.
— Егор! — раздаётся из-за двери голос Алика. — Егор!
Я не отвечаю, разглядывая в зеркале свою возлюбленную.
Стук повторяется. Наташка открывает глаза и, повернувшись ко мне, просовывает руки под моими руками, обнимает и прижимается ко мне.
— Егор! — опять говорит Алик. — Там внизу какой-то дед Назар и ещё пятеро блатных. Менты не пускают, но он хочет, чтобы ты спустился в фойе. Говорит, вопрос срочный. Что ответить? Придёшь?
23. Железная рука
— Скажи, что сегодня не смогу, — хрипло бросаю я в сторону двери. — Пусть завтра приходит.
Завтра меня будет застать довольно трудно, но, как известно, кто ищет, тот всегда найдёт.
— Понял, — доносится из-за двери.
Мои мысли и чувства остаются здесь, с Наташкой. Сердце стучит, мурашки бегают и даже дух захватывает. Мне это никогда не надоест. Тем более, чувствую я всё ярко и свежо. Спасибо, юность…
Мысли быстро перескакивают совершенно на другую волну. Наташка откидывает голову назад, и я целую её в шею.
— Пойдём в постель, — шепчет она. — У меня ноги подкашиваются…
Я беру её за руку и веду к постели, но в этот миг опять раздаётся стук в дверь.
— Егор! — говорит Алик с тревогой. — Он там бучу поднимает.
— Пусть им менты занимаются, — бросаю я. — Правда, сегодня не могу я с ним.
— Менты, похоже, прогнутся. Он их там чморит конкретно.
— Алик, хрен с ним, пусть что хочет, то и делает. Я с ним не имею возможности встречаться. Сам к нему подойди и скажи, завтра мол и точка.
Возвращаюсь к кровати. Наташка уже ждёт там.
— Иди, — нетерпеливо шепчет она.
Ну, я и иду, да только через пять минут за дверью раздаются голоса, звуки разборки.
— Надо идти? — шепчет Наташка.
— Нет, — тоже шёпотом отвечаю я. — Пусть всё провалится, но я от тебя больше не оторвусь.
И я не отрываюсь. Шум вскоре стихает и мы быстро о нём забываем. Больше уже никто не тревожит и не мешает любви превращаться в энергии, заставляющие нас двигаться то неистово и неудержимо, то медленно и плавно.
Примерно через два часа я осторожно, чтобы не разбудить Наташку, выхожу из номера. Сразу замечаю Лёху, сидящего в кресле в нескольких метрах от моей комнаты. Увидев меня, он подрывается с места и подскакивает ко мне.
— Ну, чего тут? — вопросительно киваю я, осматриваясь по сторонам.
Длинный коридор тускло освещён. Влево и вправо расходятся деревянные шпонированные двери, между некоторыми из которых встречаются неглубокие ниши с установленными в них креслами, обтянутыми бордовым кожзамом.
— Еле успокоился, — качает Лёха головой. — Думал, биться придётся. Его больше всего взбесило, что ты здесь, но не выходишь.
— Крышу пробило, да?
— Ну типа…
— Я понял… Так он ушёл или что?
— В ресторане вроде сидит.
— Ждёт, значит, — хмыкаю я. — А чего ему надо-то, не объяснил?
— Нет.
— Ясно… Ну ладно, пойдём сходим, посмотрим, там он ещё или свалил уже. Менты внизу?
— Да, но от них толку вообще ноль. Я так вижу, случись что, на них вообще можно не рассчитывать. Ну, может, наряд вызовут.
— Пипец, конечно… Ну, давай, пошли, глянем. Алику только скажем, чтобы он за моим номером присмотрел, а то там Наташка.
Мы спускаемся по лестнице. Проходя через вестибюль, я оглядываю нескольких скучающих